Шахматная партия Дерини

Дункан подошел к письменному столу Моргана и открыл хрустальный графин с крепким вином. Наполнив стакан, он выпил его залпом, а затем наполнил снова и поставил рядом с покрытым мехом диваном. Расстегнув сутану и ослабив ворот, он улегся на диван со стаканом в руке. Лежа, прихлебывая вино, он обдумывал все, что с ним случилось. Понемногу он расслабился. К тому времени, как открылась дверь и вошел Морган, Дункан чувствовал себя уже много лучше. Ему даже не хотелось подниматься и рассказывать.

— Тебе нехорошо? — спросил Морган, подходя к дивану и садясь.

— Да нет, теперь, полагаю, я буду жить, — сонным голосом ответил Дункан. — Совсем недавно я не был в этом уверен. Все, что случилось, слишком взволновало меня.

Морган кивнул.

— Мне это знакомо. Ты не хочешь рассказывать?

Дункан тяжело вздохнул:

— Он был там. Я ехал по дороге, завернул за поворот, примерно три или четыре мили отсюда, и увидел его. Он был одет в серую монашескую сутану, с посохом в руках, — он был абсолютной копией того, кого мы видели в старых исторических книгах.

— Он говорил с тобой?

— О да! — с чувством произнес Дункан. — Так же, как мы сейчас говорим с тобой. И не только это — он знал, кто я такой. Он назвал меня именем матери — Дункан из Корвина. Когда я возразил и сказал, что я — Мак Лэйн, он сказал, что я еще и Корвин по моей матери.

— Дальше, — сказал Морган, встав, чтобы налить себе вина.

— А… затем он сказал, что приближается время тяжелых испытаний, и мне придется или признать свое могущество и начать открыто использовать его, или навсегда забыть о нем. Когда я возразил ему, что я священник и мне запрещено использовать могущество Дерини, он спросил, действительно ли я священник. Он знал все об отлучении и он знал весь наш разговор сегодня утром. Ты вспомни, я сказал, что отлучение на меня мало подействует, что чем больше я пользуюсь могуществом Дерини, тем меньшее значение для меня имеет мой сан. Алярик, я никогда никому этого не говорил и я уверен, что и ты тоже. Как он мог узнать об этом?

— Он знал, о чем мы говорили утром? — изумленно спросил Морган, садясь на диван снова.

— Почти дословно. И он не зондировал мой мозг, Алярик. Что мне делать?

— Я не знаю, — медленно ответил Морган. — Я не знаю, что и думать. Со мной он никогда не был таким разговорчивым. — Он потер глаза и подумал несколько мгновений. — А скажи, как ты думаешь, он был человеком? Я имею в виду, он реально был с тобой, это не игра воображения или зрительная галлюцинация?

— Он был там во плоти, — твердо сказал Дункан. — Он взял поводья и удерживал лошадь, чтобы она не наступила ему на ногу. Но там, где он шел, совершенно не осталось следов. Когда он исчез, было еще достаточно светло, так что я ясно видел свои следы, а его следов не было. Ни одного. — Дункан приподнялся на локте. — Теперь я даже не знаю, Алярик, может я все это себе только представил.

Морган покачал головой и поднялся.

— Нет. Ты что-то видел. Я не берусь сказать, что именно, но что-то было. Я уверен в этом.

Он посмотрел вниз, а затем поднял глаза.

— Почему бы тебе не поспать? Ты можешь остаться здесь, если хочешь. Мне кажется, тебе здесь удобно.

— Я не могу двинуться, даже если захочу, — засмеялся Дункан, — до утра.

Он посмотрел вслед Моргану, пока тот не исчез за дверью. Затем опустил руку и поставил стакан на пол.

Он кого-то видел по дороге в замок. Он снова подумал — кто бы это мог быть?

Глава 5

Прозвучали соборные колокола. Морган с трудом сдержал зевок и заворочался в кресле. Он был занят тем же, чем и вчера: просматривал счета арендаторов, лорд Роберт увлеченно работал за столом.

Лорд Роберт всегда работает с удовольствием, подумал Морган. Это хорошо, что кому-то нравится делать эту нудную и неинтересную работу, которой он, казалось, совершенно не тяготится. Он может делать ее весь день напролет, просматривая записи, делая отметки, исправления, что-то мурлыкая про себя, когда вокруг кипит живая жизнь. Конечно, это же его работа.

Морган вздохнул: как Дюк Корвина, он был обязан раз в неделю присутствовать на заседаниях суда, выслушивать выступления сторон и выносить решения. Обычно ему это нравилось, так как приближало его к людям герцогства, давало возможность прикасаться к тому, что волнует его подданных.

Но в последние несколько недель ему все наскучило. Долгая бездеятельность в течение почти двух месяцев, когда он был вынужден заниматься только административными делами, вконец его измучила. Он жаждал действия. И даже ежедневные упражнения с мечом, а также выезды на охоту, не могли его удовлетворить, не могли избавить его от чувства угнетенности.