Шахматы из слоновой кости

Добровольцев не обнаруживалось. Зря, видно, такое затеял старшина: легко ли принудить себя покинуть теплую избу, уйти от Даля! Когда бы приказ – все просто, а так: «Почему я, а не сосед?»

Другой разговор, позови старшина под пули – там сработало бы сознание долга, а тут, хотя и совестно перед товарищами, которые ждут подмены, но никто не сомневается, что товарищи поворчат да и простят.

– Можно, я пойду?

Матрена?..

Старшина не успел ответить: солдата хлестнула в спину подначка Антона Круглова:

– Все, братцы, Родина спасена: Матрена двинул подавать помощь заступничеством!

На парня низринулся хохот всего взвода – низринулся, согнул плечи, заставил втянуть голову.

Из-за хохота почти не слышен был звук оплеухи, настигшей Антона. Влепил ее Костя Сизых. И встал рядом с Матреной.

– Товарищ старшина, разрешите на пару с ним!

Старшина снова не успел ответить: взвился Круглов.

– Ах, так? – кинулся на Костю.

Теперь старшина уже не позволил выйти событиям

из-под контроля:

– Круглов! – рявкнул.

Санинструктор притормозил, но не успокоился:

– Он же меня ударил! – растерянно топтался, оглядывая только что хохотавших бойцов. – Все видели? Сизых меня ударил!

Никто, однако, не поспешил записаться в свидетели, а старшина распорядился:

– Боец Круглов, пойдете в караул! Кроме того, приготовиться Путинцеву, Коржеву, Сергееву!

Шагнул к двери, скомандовал, раскрывая кисет с махрой:

– Перекур!

4

Наша речь на фронте поневоле приобрела иной характер, чем это было дома. Причем мы совершено не замечали случившейся перемены. Даль же как вернул нас в мирное время, от зажелтевших страниц веяло уютом семейных вечеров, полузабытым тепло шершавых материнских ладоней.

Прочесть успели всего-ничего, 53 страницы. 53 из 779.

И когда наутро приготовились покинуть отогревшую нас деревушку, я невольно заколебался: не взять ли книгу с собой? Однако вещмешок у меня был набит под завязку, а если бы и удалось втиснуть, следовало приготовить себя к необходимости таскать на плечах лишнюю пару килограммов.

Стою возле стола, прибрасывая на руке громоздкий том, раздумываю, как поступить.

– Может, возьмем с собой?

Оборачиваюсь: Матрена.

– А хозяину оставить расписку: дескать, позаимствовали книгу во временное пользование. Для ознакомления.

И начинает распускать шнурок на горловине своего полупустого вещмешка, который старшина выдал ему взамен утраченного.

– Я бы мог… Место есть… Не думайте, под голову класть не буду, не помну.

Так Владимир Иванович Даль стал нашим постоянным спутником. И собеседником: в свободные часы теперь устраивались громкие читки словаря.

Прочитанное, как правило, тут же обсуждали. Причем весьма заинтересованно. Естественно, применяя к себе, к своим познаниям, пониманию жизни. Даль помог ощутить всю необъятность Родины, необъятность духовного богатства народа. И спокойную его мудрость.

На отдельных словах задерживались: не совпадали мнения. Спорили порой до хрипоты. Втягивались все ребята, лишь Матрена не принимал участия. Каждый раз молча доставал из вещмешка книгу, передавал мне, пристраивался где-нибудь за спинами остальных и помалкивал.

Расшевелился лишь однажды – на слове «муж».

«МУЖ – человек рода ОН, в полных годах, возмужалый…»

Без малого полторы тысячи слов потребовалось Далю на «человека рода ОН» – на толкование понятий, с ним родственных. Но наше внимание задержалось на данном словарном гнезде не по этой причине и не из кичливого осознания своей принадлежности к «роду ОН», нас привлекло… «состояние мужа, мужчины, мужескаго рода или пола вообще», именуемое мужеством.

«Состояние возмужалости, зрелаго мужескаго возраста. Стойкость в беде, борьбе, духовная крепость, доблесть; храбрость, отвага, спокойная смелость в бою и опасностях…»

Искру высек всегдашний заводила Костя Сизых.

– Мужество – дар божий,- изрек тоном завзятого лектора: – Все равно как талант. Музыкальный там или какой еще. Мужественным надо родиться.

– Себя, конечно, причисляешь к числу талантливых? – сел ему на хвост Костя Пахомов.

«Лектор» горестно вздохнул:

– Нет, я от природы человек робкий, а если иногда кидаюсь в пекло, так единственно – стыдно: тебя стыжусь, старшины, Матрены… Не хочу, чтобы все знали, что боюсь.

Подключился старшина:

– Вот и опроверг себя, собственным примером опроверг: мужественными не рождаются, а делаются. Главное – воля.

– И хотенье,- добавил Костя Пахомов, – захотеть еще надо. Не захочешь – никакой стыд не поможет.

– И еще, наверное, – неожиданно для всех подал голос Матрена,- еще, наверное, страх перед жизнью…

Довод был непонятный, но все молчали. Молчали, мне кажется, по той же причине, что и я: боялись спугнуть. Ждали, когда парень сам разъяснит свою мысль.

– Страшно жить будет, если, скажем, сдрейфишь и сбережешь жизнь за счет жизней товарищей. Домой вернешься – а кто ты? Вроде как своровал…

– Очень правильно,- поддержал старшина. – Страх перед будущей жизнью с вечным ощущением, что ты трус, – это очень важная добавка к воле.

«Лектор» впрочем зачислил Матрену в свои союзники:

– Вот кто прав, так это Матрена. И опять он говорит не о мужестве, а о стыде…