Шахматы из слоновой кости

Их скопился уже целый ящик в «главном» письменном столе – этих телеграмм и писем, в которых высказываются просьбы сообщить прогноз погоды на месяц, на два, на сезон вперед.

Дьяков складывает их сюда уже после того, как послан ответ, – складывает «для отчетности».

– Перед кем же? – спросил я у него.

– Перед собственной совестью: я не болен зудом предсказательства, я не выскочка, не самозванец, меня просят – я отвечаю.

– Но разве не бывает случаев, когда…

– Бывают! Но то – стихийные бедствия, угроза стихийных бедствий, здесь самолюбие – не советчик.

В общем-то, как оказалось, самолюбие ученого попадает под домашний арест довольно часто. Он с опережением на два-три месяца предупреждал о засухах на юге европейской территории страны, в Западной Сибири и Казахстане, заблаговременно послал предупреждение более чем о шестидесяти метеорологических катастрофах, обрушившихся на Европу, Азию, Атлантику, на страны Тихоокеанского бассейна за последние десять лет.

Всякий раз прогноз подтверждался.

Но это – катастрофы, а как обстоит дело с подтверждением прогнозов в повседневной нашей жизни? Что будет тогда-то и тогда-то, скажем, в Новосибирске – дождь, солнышко или, может, загрохочет по крышам град?

Дьяков принял для себя систему прогнозирования по декадам (во второй декаде мая в Кемеровской области ожидается…), и вот итог: в среднем в году ошибочный прогноз омрачает его настроение не более двух раз. Две декады из тридцати шести с половиной за год, двадцать – из трехсот шестидесяти пяти за десять лет.

Вроде бы можно быть довольным? Нет, нужно добиться стопроцентного попадания. Эх, если бы ему новую метеостанцию, да плюс к ней – махонькую обсерваторию с добрым оборудованием!.. А что, если написать письмо, скажем, в Министерство сельского хозяйства, написать письмо и попросить помощи? Скромно, конечно, только самое необходимое…

И решился, написал, приложив список необходимого оборудования. Через несколько дней – телеграмма из Москвы: дано указание приобрести оборудование, готовьтесь к приемке…

Так я и не вырвался из плена тетрадей, рисунков, фотографий, выписок – не сходил на Улу-Даг, чтобы посмотреть, как все там оборудовано. А вообще-то любопытно бы взглянуть, как уживаются под одной крышей метеостанция и солнечная обсерватория. Ведь это единственный пока у нас пример подобного симбиоза. Он теперь и в названии нашел отражение, этот симбиоз – Научно-исследовательская гелиометеорологическая станция Горной Шории.

В общем-то они тут на равных, Солнце и метеорология, но когда сам хозяин произносит эти слова – «гелиометеорологическая», упор у него все же получается на первом слове: в душе он по-прежнему не метеоролог – астроном.

Не случайно, когда возник вопрос, где строить первую в Сибири солнечную обсерваторию и стали советоваться о директором Пулковской обсерватории профессором Кратом, Владимир Алексеевич, в свою очередь, запросил мнение Дьякова. Тот, просмотрев тогда климатические данные по Сибири за тридцать лет, пришел к выводу, что наиболее подходящее место – район бурятского села Монды за Байкалом. В Мондах и развернулось строительство.

Так я и не побывал на Улу-Даге, не посмотрел, как все там оборудовано. В моем распоряжении лишь фотография нового здания, подаренная хозяином. На обороте, вместо дарственной надписи, – крылатые слова: «Никакая армия не может противостоять силе идей, время которых пришло».

Поезд уходит из Темиртау ночью. Меня провожают Дьяков и три молчаливых брата – три террикона. А в отдалении,

на склоне горы, уставился в небо отсвечивающий под луною купол: гадает по звездам, какая предстоит мне дорога.

Поезд трогается, скоро и Дьяков, и терриконы теряются в ночи, а купол еще долго виден из вагонного окна. Будет все же обидно, если Дьяков, переезжая в новое помещение, разрушит башенку – пусть бы осталась памятником мужеству.

ЯКУТСКИЙ ЗЛОУМЫШЛЕННИК

1

Происшествие это в Якутске вспоминают до сих пор, хотя прошли годы и годы.

Незадолго перед революцией местные промышленники, забогатев, решили соорудить себе вместо деревянных изб каменные особняки. А у купцов как было? Если дом из камня, так не просто дом, а хоромы, крепость – с дюжим, полуторааршинной толщины фундаментом, с такими же дюжими стенами, и нигде чтоб – ни щелочки.

Ни щелочки и ни дырочки, кроме окон и дверей, понятно, а окна и двери, соответственно, – на запор.

В этакую крепость не то что вору – деду-морозу на порог ноги не поставить. Да куда там ноги – волоса из бороды своей серебряной не просунуть!

Того купцам и надо было. И не ведал никто из них, какую шутку сыграет с ними за это дед-мороз.

Первыми почувствовали неладное домочадцы купца Савелия Митрохина, чей особняк построен был раньше других.

– Чтой-то в дому у нас потрескивает ночами, Савельюшка, – пожаловалась купцу жена. – Потрескивает и навроде бы скрыпит, будто нечистая сила по углам шарится.

– Сама ты нечистая сила, дура-баба, – посмеялся тот. – Ночь для какой надобности человеку дадена? Чтобы спать. А ты в ухи себе разное воображение напущаешь.