Шахта

Но спустившись, Слепко направился не в контору, а вдоль путей, намереваясь проинспектировать угольный склад. Склада как такового в наличии не оказалось. На его месте обнаружился еще один рельсовый путь. Длинный состав медленно двигался по нему, выползая, казалось, прямо из-под террикона. Слепко пошел смотреть. Он нашел там еще одну перегрузку, питаемую конвейером, выходившим из неизвестно откуда взявшегося наклонного ствола. «Эт-то что еще за научная фантастика? Мы такого никогда не… А ведь здорово! Чего ж они тогда план срывают?»

Придя в контору, Евгений Семенович обнаружил, что все двери на первом этаже были заперты. Лишь одна, хоть и с трудом, поддалась его напору. Это оказался сортир, причем на редкость загаженный. Замминистра, сохраняя спокойствие, поднялся на второй этаж. Там было немного почище, похоже, даже подметено, но так же безлюдно. Закипая, он дергал одну ручку за другой. Испорченные полуботинки оставляли на линолеуме цепочку грязных следов. Оставались две последние двери. За второй, судя по запаху, тоже был сортир. Но поддалась и первая. Сильно небритый тип кемарил там, тяжело навалившись на ободранный стол. Дверь скрипнула, и он заполошно вскинулся.

– Вы кто такой? – спросили оба одновременно. Слепко вытащил удостоверение.

– Еще раз спрашиваю, кто вы такой? – уже другим, требовательным тоном вопросил он.

– Я, это, зам главного инженера, а что?

– Вы почему план срываете?

– Так, это самое, ничего, мы к концу года наверстаем. Жулебин вторую лаву на первом модернизирует, чтобы, значит, как первую сделать…

– Кто такой Жулебин?

– Главный инженер, начальник мой.

– А этот, как его, Пищиков? Начальник шахты? Он – что?

– Не знаю. Он у нас все больше в эмпиреях парит, при руководстве трется, а мы тут…

– Так, говоришь, из-за ремонта лавы выработка упала?

– Да как вам сказать? – небритый достал пачку «Беломора». – Выходит, что так. Комбайн там дополнительный ставим, конвейера меняем…

– Значит, как поменяете, годовой план нагоните?

– Ну да. Жулебин все вроде сосчитал.

– А мы, значит, подстраиваться должны под ваши выкрутасы? Почему с трестом не согласовали? Вы что тут, частные хозяйчики, чего хочу, то и ворочу?

– Вы лучше об этом у Жулебина спросите, товарищ замминистра.

– И где он, Жулебин твой?

– А может, вам лучше с Пищиковым? – заговорщически понизил голос небритый. – Он вам все очень хорошо объяснит. У него-то язык подвешен, так наврет, что…

Небритый осекся, но понятно было, что запинка эта – результат похмелья, а не страха божия.

– А твоя фамилия как? – ласково поинтересовался Слепко.

– Иванов.

– Товарищ Иванов, соберись и ответь, почему ты тут один обретаешься? Где все?

– Какие все? На участки народ перед сменой явится, а бухгалтерия…

– Это понятно, а если что случится?

– А я зачем? У меня все телефоны. Сучин еще был, главный механик наш, но он с полчаса как в шахту спустился.

– Жулебин, значит, утром объявится?

– Да. Сменит меня. А вы бы лучше с Пищиковым…

– Сам как-нибудь разберусь, с кем мне и когда. Кстати, что это еще за ствол у вас наклонный? Не помню, чтобы мы такое утверждали.

– А! – оживился Иванов. – Это не мы, это немцы во время войны построили! Жулебин хочет…

– Мне нужно сейчас в шахту спуститься.

– Я не смогу вас сопровождать, при всем, как говорится, желании, а больше некому, сами видите!

– Обойдусь, я с этой шахтой знаком.

– Бывали здесь уже?

– Я ее строил!

– Вы? То-то мне все казалось: фамилия очень знакомая. Здравствуйте, товарищ Слепко, тут о вас просто легенды ходят! – искренне обрадовался Иванов.

– Здоровались уже.

– Сейчас. Я сейчас.

Отрывисто дергая диск, небритый позвонил на склад и, выяснив у Евгения Семеновича его размеры, приказал кладовщице сейчас же принести в ламповую сапоги, каску и полный комплект новой спецодежды.

– Вам лучше в ламповой переодеться, товарищ заместитель министра, и одежду свою тоже там оставьте, а то в раздевалке – сопрут.

– Знамо дело, – Евгению Семеновичу польстило восхищение этого охламона, – и фонарь мне там, чтобы полностью заряженный выдали.

– Уже звоню, где ламповая у нас, помните?

– Если она на прежнем месте.

– Вроде… Ну, в крайнем случае, спросите там.

Слепко направился в бытовой корпус. Хотя организационный вопрос решен был оперативно, отвратительное ощущение от расхлябанности этого самого Иванова и вообще всего вокруг продолжало сгущаться в нем. Через четверть часа недовольная толстая кладовщица с завитыми, крашенными хной волосами внесла в ламповую охапку новой одежды, каску и сапоги.

– Спасибо, – сказал ей Евгений Семенович.

– Носите на здоровье, – пробурчала кудрявая. Под левым ее глазом желтел несвежий синяк.