Шахта

Элви встала на цыпочки и осмотрела раму верхнего окна. Медная задвижка свободно двигалась, упираясь в толстую липкую массу дешевой краски, в которой утопали все детали внутренней отделки этого здания. Совершенно никакой гордости. Она терпеливо соскребла эту гадость, чтобы задвижка выполняла свою функцию. Но сейчас у окна не было отдельных секций, которые можно было бы открыть или закрыть. Забитый песком зазор, разделяющий нижнюю и верхнюю части, исчез. Иногда Элви приходилось затыкать его газетой, чтобы сквозняк не проникал в комнату. Теперь данная проблема была решена.

Открыть окно стало так же нереально, как раздвинуть стены ее крошечной квартиры, чтобы увеличить площадь.

Она внимательно изучила каждый миллиметр оконного переплета. Даже слой пыли, который лежал толстым слоем, подражая снегу за окном. И упрекнула себя за то, что редко вытирает пыль.

Потерпев поражение, Элви вернулась в кресло-качалку. Ее руки нащупали четки с висящим на них распятием. Спустя время она съела еще одну порцию запеканки, которая при комнатной температуре стала еще вкуснее. Она положила почти в два раза меньше специй, и это не отразилось на вкусе. Наконец, она включила телевизор и перестала замечать происходящее вокруг.

В ее части здания стало несоизмеримо тише с тех пор, как молодой бандюган, живший над ней, съехал. Элви была слишком терпелива. Она верила в статус-кво и предпочитала не вмешиваться, если ее не провоцировали. Не обращала внимания даже на шум по выходным. Многие жильцы были молодыми людьми, а выходные – время молодых. Она видела жильца сверху максимум два раза и никогда не заговаривала с ним. Таких, как он, в наше время называют панками. Но для Элви это слово имело абсолютно другую коннотацию. Джимми Кэгни [18] в «Белой горячке» [19] был панком. И Ричард Уидмарк [20] в «Поцелуе смерти» [21]. Брайс любил остросюжетное кино и объяснил ей, что к чему. Во времена, когда федеральные громилы копались в семейных связях и хобби Брайса – тот женился на иностранке, в конце концов, – он рассказал ей, что и Марлон Брандо, и любой сопливый пацан, который подражает его герою в фильме «Дикарь» [22],– самый настоящий панк.

Современные панки были почти детьми, но выглядели как штурмовики из причудливой армии пришельцев со своими мудреными костюмами, снабженными смертоносными деталями. Их печальные глаза отдавали металлическим блеском. Парень сверху казался Элви нахальным, грубым и шумным. Возможно, его пугало человеческое общение. Какой же из него панк?

Обычно он возвращался домой около четырех утра и будил Элви громким топотом. Но она утешала себя тем, что все равно примерно в это время встает и идет в туалет. Иногда сверху доносились звуки разговора – слишком громкие, возможно, под воздействием наркотиков. Но она не могла разобрать ни слова. Ее слух был идеальным, однако знание сленга ограничивалось прошедшей эпохой. Элви хорошо слышала. Ее очки были довольно слабыми. А волосы даже сейчас – цвета стали, не снега. И ногтям хватало кальция.

Иногда румба наверху раскачивала пыльную люстру на потолке. Она догадывалась, что сосед занимается сексом и улыбалась самой себе, слыша страстные стоны. Любовь к долгому страстному сексу, которую ей привил Брайс, навсегда осталась в ее сердце. Поэтому, когда наверху совокуплялись люди, она испытывала легкую боль ностальгии.

В последнее время предрассветная возня прекратилась. Элви сразу замечала малейшие изменения в привычной рутине. Возможно, мир не знал о ее существовании, но она находила утешение в своей тихой и безобидной жизни. Чувствовала себя спокойно, зная, что никому не сделала ничего плохого. Теперь казалось, что ее тихое страдание принесло плоды. Шум и вопли наверху прекратились сами собой.

Парень, который считал себя панком, переехал. Из таких зданий всегда переезжают.

Но это не касается таких, как я, подумала Элви. В ее обязанности входило следить за тем, чтобы хоть что-то в этом здании оставалось неизменным, и ей это нравилось. Будучи старейшим жильцом, она пережила всех, кто въезжал в здание, а потом переезжал, затухая как пламя спички в безлунную ночь. Словно якорь, она уравновешивала процент постоянных жильцов против временных. Миру была нужна Элви Рохас – и такие люди, как она. Даже если по отдельности их никто не замечает, они необходимы как гравитация, как воздух. На ее взгляд, она прекрасно справлялась со своими обязанностями.

Проблема в виде шумного подростка решена. Теперь Элви беспокоила проблема, связанная с окном, она не давала спокойно смотреть телевизор. Во время рекламных пауз раздражение притягивало ее к подоконнику словно магнит. Оба окна, ее глаза, смотрящие на окружающий мир, претерпели идентичные изменения, не поддающиеся логическому объяснению. Она осмотрела места соединения подоконника, оконной створки и рамы через лупу. Оконный переплет был монолитен. Каждая деталь плавно перетекала одна в другую, будто ее упорядоченная жизнь.

Возможно, это кара небесная.