Они шли прямо на немцев, как бы не обращая на них особого внимания. Те все, кроме одного, отступили на обочину. Оставшийся на месте, похожий на матерого хряка, буравил их заплывшими глазками. Вернее, буравил он одну только Розу, да так, словно хотел прожечь в ней дыру. «Какой-нибудь обер-ефрейтор», – решил Евгений Семенович, с трудом переставляя ватные ноги. Над верхней губой молоденького солдатика отсвечивал на солнце рыжий пушок. Ярко сверкала начищенная бляха на груди «обер-ефрейтора». На ней герб Германии – орел с распростертыми крыльями. Сам он был в подтяжках. Петлички на воротнике расстегнутого кителя были черными с серебряным кантом. На одной был серебряный же треугольник или буква «V», на другой – два параллельных росчерка молнии. «Красиво», – подумал Евгений Семенович. Ему пришлось обойти этого типа по траве, почти протиснуться между ним и другим солдатом. От них пахло потом, табаком и еще чем-то, чужим и не неприятным. «А от нас, наверняка, костром воняет». Роза, поравнявшись, в свою очередь, с «хряком», мило ему улыбнулась и сказала: «Гутен таг». Их кулинарная беседа с Галей продолжалась как ни в чем не бывало. Неподалеку над землей мелькали бритые головы и лезвия лопат. «Тоже окоп роют», – догадался Евгений Семенович. Он остро чувствовал их взгляды, особенно между лопатками. Пройдя еще несколько шагов, троица непринужденно свернула на узкую тропку, ответвлявшуюся влево, в березовый подлесок.
– Только не оборачиваться! – пробормотала Роза. – Спокойно, спокойно…
«Кому это она, мне или Гале?» – подумал Слепко и, чтобы побороть мучительное желание оглянуться, начал смотреть на листья подорожника, по которым ступал. Все они были разного размера, но каждый имел форму человеческого сердца. Только сердечки эти не бились, все им было безразлично, даже то, что кто-то давит их грязными тяжелыми сапожищами. Тропа, вильнув в сторону, нырнула в гущу зарослей. Отсчитав ровно десять шагов, он обернулся. В просвете между ветвями не было больше немцев, только крыша того самого домика с дымящейся трубой.
– Бежим! – негромко вскрикнула Галя.
Они рванули, сначала, еще сдерживаясь, рысцой, потом – во весь дух, не разбирая дороги. Без мешка, запыхавшийся, весь в паутине и еловых иголках, Евгений Семенович опомнился на круглой мшистой полянке. Тропы не было. Вокруг древние ели мешались с осинником. Место выглядело печально.
– Не могу!.. больше… – согнулась рядом с ним Роза, кашляя и держась за бок. Она стащила и бросила на мох телогрейку, сама повалилась сверху. – Ох, надо бы нам… немного успокоиться… и еще раз все обсудить.
– Чего тут обсуждать! – Слепко отхаркнул вязкую слюну и уселся рядом с ней. – Нужно было со всеми идти, дурак я.
– Зачем?
– В каком смысле? Чтобы до своих добраться.
– Я теперь не думаю, чтобы нашим семьям что-то такое грозило. Они вроде никого не трогают. Нормальные парни.
– Да вы что?! Они же жгут, грабят и… насилуют! Во всех газетах…
– Мало чего там пишут в ваших газетах! Сами-то мы ничего подобного не видели, хотя, если бы это было правдой…
Слепко обомлел.
– Роза, что вы такое… несете? Это же враги! Идет война. Не понимаю, что здесь за ерунда творится, но все равно я уверен… Вы, может, хотите сказать…
– Я хочу сказать, что, по всей видимости, война уже не идет. Ни единого выстрела я, по крайней мере, не слышала.
– Правда, – засмеялась Галя, – а говорили, наша авиация самая лучшая в мире. И вообще…
– Галя, вы-то что? Вы же комсомолка!
– Молчу, молчу, не обращайте на меня, пожалуйста, никакого внимания, Евгений Семеныч. Ой, белый! И еще два. Какие хорошенькие!
– Черт знает! Нет, Роза, не может все так закончиться. Не верю! Иначе вся моя жизнь, я сам… Что же, по-вашему, это туман какой-то был, бред никому не нужный? Вы это хотите сказать? И вся наша работа?..
– Вы сами это сказали.
– Ясно, – Слепко сжал зубы и кулаки, – теперь мне с вами все ясно.
– Ой, вот только этого не надо, Евгений Семеныч, хватит уже.
– И что же вы думаете теперь делать?
– Пойду в деревню, пережду там денек-другой, осмотрюсь. Потом в город вернусь. Может быть, транспорт уже появится.
– Понятненько. Вот что я вам скажу…
Роза улыбнулась и прямо посмотрела ему в глаза.
– Я вот, что вам скажу, – Слепко постарался не отвести взгляд, – немцы преследуют евреев, а вы…
– Вы это в тех же газетах вычитали? Бедный вы бедный. Да, я знаю, что многие вынуждены были оттуда эмигрировать. Ну что же, возможно, и моя семья тоже, вынуждена будет… Поймите наконец, это – Европа, культура, цивилизованный народ! – Розин голос окреп, щеки порозовели.
– Ну что же… Галя, вы как, со мной?
– Нет, Евгений Семеныч, извините, я лучше с Розочкой, как-нибудь, счастливо вам.
Слепко ринулся прочь. Мир обрушился.