Шахта

– Сергей Николаевич, ску-учно! – сделала вид, что зевает, Маргарита. – Расскажите-ка нам лучше анекдот!

– Верный Ла-Моль всегда готов к услугам, Ваше Величество, – пошутила Наталья Михайловна.

На кукольных губках Маргариты мелькнула ядовитая усмешечка. Свирский заметно нахмурился.

– Все анекдоты, какие только знал, я рассказал вам еще вчера. Мои неисчерпаемые запасы иссякли, – развел он руками.

– Ну, тогда вы, Евгений…

– Евгений Семенович.

– Евгений Семеныч, вы, говорят, прекрасный рассказчик. Сергей Николаич поведал мне о том, как вы голым бегали по всему городу. Я так смеялась, даже живот заболел.

Свирский покраснел.

«Она только прикидывается дурочкой!» – насторожилась Наталья Михайловна.

– Может, вы сами, о чем-нибудь, расскажете, Машенька? – любезно предложила она. – Мы ведь о вас ничего не знаем.

– Ну что вы, Наталья…

– Наташа.

– Наташа, я – ну совершенно ничем не примечательная личность, окончила школу, поступила в институт, вот и вся моя биография.

– Этот пароход напомнил мне о событиях моего детства, ведь я вырос на море, – охотно начал Слепко.

– Здесь, в Крыму?

– Нет, во Владивостоке.

– Ну, там море, так море – Тихий океан!

– И все же – море Японское.

– Как интересно! – энтузиазм Маргариты бил ключом.

Евгений Семенович усмехнулся. Принесли ситро и салат.

– О, блаженство! – воскликнул Свирский и духом влил в себя целую бутылку.

Слепко тоже не без удовольствия осушил стакан, прихватил ломтик разрезанного вдоль огурца, щедро посолил и отправил в рот.

– Евгений Семеныч, мы просто сгораем от нетерпения!

– Хорошо. С чего бы только начать? Мой отчим Симоненко Федор Иваныч работал забойщиком на Сучани, попал под обвал, три месяца провалялся в больнице и уволился с шахты по инвалидности. Хотя, глядя на него, вы бы никогда не подумали, что он инвалид. Такой, знаете, толстомясый, рожа красная… Но я не об этом хотел рассказать. В ту пору умер его старший брат, служивший во Владике, то есть во Владивостоке, дворником. Хозяин после поминок предложил эту почетную должность отчиму. Федор Иваныч обстоятельно все обмозговал и решил, что работенка непыльная, но прибыльная. Короче, он согласился. Так что в один прекрасный день многочисленное наше семейство переехало в город и заняло отдельный флигель в огромном домовладении, принадлежавшем некоему немцу Майеру. Оно состояло из двух десятков длинных, как железнодорожные депо, двухэтажных бараков, обшитых снаружи оцинкованным железом, а изнутри утепленных досками и засыпкой. В этих грязных халупах одновременно проживало до трех тысяч человек. Русские, японцы, корейцы, но в основном, конечно, китайцы. На улицу выходило множество мелких лавчонок: прачечных, харчевен, слесарен, фотографий и тому подобное, был даже довольно большой магазин колониальных товаров, ну и прочая всякая торговлишка. Внутренность же, по большей части, состояла из ночлежек самого низкого пошиба. Кроме того, там гнездились разнообразные опиекурилки, морфинилки и дешевые публичные дома.

– Это в каком же году происходило? – оживился Свирский.

– В двадцатом.

– В двадцатом. А, ну да, понятно.

– Женя, может быть, Маргариточке неприятно слушать про все эти гадости, особенно за столом? – в глазах Натальи Михайловны прыгали чертики.

– Ну что вы, Наташенька, это так познавательно!