Шахта шепчущих глубин. Том I

– А знаешь, почему ты не заметил этот указатель? Потому что его там нет. Потому что я не лечу, Бездна их побери, душевнобольных!

– Я не для того пёр её на горбу через всё Подземье, чтобы позволить местным бандитам наделать в ней лишних дырок или того хуже. У тебя переизбыток поставщиков? – надавил я на его шкурный интерес. – Где её родственники?

Шаллаш потёр переносицу.

– Откуда мне знать. Ищи в Маленьком Тархейме, ежели больше нечем занятьссся. Как закончишь дурью маятьссся, приходи. Я научу тебя алхимии, как обещал.

В голове прозвенел звоночек. Это название мне попадалось на глаза, когда учителя травничества искал.

Открыв карту, я довольно быстро отыскал одноимённый район на окраине Аскеша. Что ж, надо доводить дела до конца.

Район обитания Бракхильды оказался настоящим гадюшником. Если бы Бронкс вступил в аморальную связь с фавелами Сан-Паулу, после чего плод этого противоестественного союза пережил войну, чуму, пожары и со сломанными ногами был выброшен в тёмный переулок умирать, получился бы Маленький Тархейм.

Всевозможные тёмные личности усеивали каждый его сантиметр. Вдобавок выглядели они так, словно бабушек переводят через дорогу только затем, чтобы в дальнейшем пустить их на органы. Влажная жара заставляла одежду липнуть к коже и помогала цветущей повсюду антисанитарии. Грязь булькала под ногами, стекала со стен хлипких построек, пыталась пробраться в нос и рот.

Причиной повышенной влажности оказались геотермальные источники. Жители, незадействованные в криминале, в массе своей работали на огромных плантациях водорослей – пищи Аскешских бедняков.

Кроме низкого социального статуса местных объединяло и ещё кое-что – тупое равнодушие. Большинство вопросов, заданных мной, ушли в пустоту. Если кто-то и знал, где проживает травница, плевать они хотели на меня и на неё.

Помогла сама дуэргар – при виде узкой тропинки, уходящей от угла кособокого двухэтажного здания по склону куда-то вниз, она оживилась и, отпустив мою руку, побрела туда сама. Пришлось её догонять.

Нагнал её, когда она подходила к строению, сделанному из всего, что нашлось под рукой. Назвать это халупой – значит сделать щедрый комплимент получившемуся самострою.

– Отпусти её! – голос начал с угрожающего баса, но довольно скоро пустил петуха, переходя на писк. Обладатель сего фальцета выскочил откуда-то сбоку и остро нуждался в стремянке, если хотел достать хотя бы до моей шеи. Гладкая безбородая серая кожа вкупе с субтильной комплекцией выдавали в прибывшем юного дуэргара.

Сын?

Ни моё превосходство в росте, ни наличие оружия его не смутили, поэтому парнишка, коего система окрестила Дальгремом, не разбираясь в происходящем, атаковал мою ногу.

Не хватает только визгливого лая, а так полное сходство с атакой, спущенной с поводка чихуашки.

Пока я кисло улыбался, разглядывая неравный бой мальца с коленкой, из помещения вышел, лысый, но весьма бородатый товарищ. Крепко сложенный, со сбитыми в кровь костяшками, он желания шутить не вызывал абсолютно.

– Хильда! – искреннее волнение прозвучало в его голосе, после чего незнакомец перевёл взгляд на меня и нахмурился, – я вижу, Нарастен слов не понимает, да? Бракхильду вздумали похитить?! Хана тебе, хер ушастый!

– Брейк-брейк, не трогал я её. Шаллаш попросил меня отыскать его помощницу.

Дуэргар логику моих слов проигнорировал. Он, как раз разминал руку – раскручивал её, будто моряк Попай, готовясь к драке, когда травница подошла к нему…и обняла. Вцепилась так крепко, словно альпинист, которого от бездны отделяла единственная верёвка, да и та начинала перетираться. Она ничего не сказала, лишь молчаливо заплакала. Беззвучные слезы перешли в настоящую истерику, и женщина осела на землю.

Её спутник – Далькхар – не знал за что хвататься, не то утешать Бракхильду, не то бить мне лицо. В итоге он сделал правильный выбор и обнял свою… жену? Начал гладить её по голове и что-то неразличимо шептать. Ещё и ребёнок оставил мою ногу и, всхлипывая, побежал к дуэргарше. Ну всё, можно натурально снимать мексиканскую мыльную оперу. Сцена двадцать-третья, Хуанита узнает, что Педро – брат-близнец её потерянного мужа.

Я чувствовал себя поистине неловко, словно стал свидетелем чего-то очень личного. По шкале испанского стыда от одного до десяти, где единица – это поцелуй какой-нибудь парочки в метро, а десятка – грязная громкая свара на лестничной клетке, где жена кроет матом мужа-алкаша и проклинает за сломанную жизнь, текущая ситуация тянула на крепкую шестерку.

Откашлявшись, отвернулся и собрался незаметно слинять.

– Постой, эльф, – сиплый голос сзади не дал задуманному осуществиться.