Шаляпин

«В Барселоне, после Бориса Годунова, усопший на сцене царь столкнулся с женой из-за борща в загородном палаццо. Борщ сварил испанский повар по шаляпинскому рецепту. Шаляпин сам проверил продукты, в его присутствии повар поставил борщ на плиту. Годунов облизывался при мысли, что покушает всласть, потихоньку от супруги. Но хитрость была разоблачена, и Федор Иванович узнал старую новость: ничего жирного диабетикам не полагается.

Ему предложили что-то вроде овощного бульона с сухариками. А борщ? Не пропадать же ему! Шаляпин поднял тревогу, названивая по телефону…

— Давай всей компанией ко мне!.. Плачу такси… Ну как, хорош? — возбужденно говорил он, усадив приехавших за стол. — Жирком подернут, черт его дери! А запах — амброзия! Водки нет, пейте коньячок. Не то, конечно, но вы уж извините… А мне ничего нельзя. Диабет, говорит Марья, — скорбел хозяин. — Попробовать и мне, что ли, ложечку? Нет, лучше не надо, нельзя.

Видя такое смирение, супруга успокоилась и, когда гости наелись, ушла в другую комнату… Увидев, что поле сражения освободилось, он тихонько налил себе полрюмочки и, морщась, пригубил.

— Капельку можно, — виновато шептал хозяин.

— Федор, брось сейчас же! — появилась Мария Валентиновна.

— П-о-о-л-рюмочки! Или даже, смотри, выплескиваю, — четверть!

— Ни капли! Ты что, не знаешь себя?

— Хорошо, глоточек, и все.

— Никакого глоточка. Поставь рюмку!

— Как так! Это же насилие! Террор! И я у себя дома!..

Против стихии идти бесполезно. Жена удалилась, а обиженный Шаляпин, вызвав метрдотеля, уже заказывал — вино рохо (красное вино).

— Здесь есть великолепное бургундское, вчера побаловался исподтишка, как вор, крадучись. К черту коньяк!

Потом появилось шампанское — и понеслись волжские песни до самого рассвета…»

В воспоминаниях близких Шаляпин предстает в слегка шаржированном виде; так же обрисована и супруга артиста. Федор Иванович представлен капризным подкаблучником, а Мария Валентиновна — домашним тираном.

Не будем недооценивать важной роли Марии Валентиновны в жизни Шаляпина — она обеспечивала ему прочный «тыл» в Париже и на гастролях, поддерживала его в моменты депрессии, в минуты неуверенности и даже паники, когда он тревожился за свой голос.

— Маша, позвони в театр, скажи, что я сегодня петь не могу. У меня горло раздражено, и голос совсем не звучит. Я тебе серьезно говорю, у меня нет сил, и в таком состоянии я в театр не поеду. Не уговаривайте меня — я все равно сегодня петь не буду.

Такие монологи приходилось выслушивать Марии Валентиновне постоянно. Жена великого артиста — миссия подчас тяжелая и неблагодарная, но Марии Валентиновне удавалось вернуть мужу самообладание, уверенность, творческое состояние. Федор Иванович обретал равновесие и выходил на сцену уверенным и спокойным. Когда после долгих поклонов Федор Иванович возвращался в гримуборную, то преображался — подписывал программки, шутил, рассказывал анекдоты. «Всегда и до последних дней… проявления восторгов публики льстили его самолюбию и доставляли большое удовольствие», — вспоминал А. И. Марщак. Мария Валентиновна и дети в такие моменты предпочитали оставаться «в тени».

Федор Иванович бережно строил свой домашний очаг. В парижском доме, как рассказывает Дон Аминадо,