Шаляпин

Федор Иванович Шаляпин не отождествлял родину с политическим режимом или, как он говорил, с «аппаратом». Он вспоминает Ратухино, Старово, Казань, Москву, Петербург, слушает московское радио; нарушив запреты докторов, спешит в кинематограф на фильм «Петр I» по роману А. Н. Толстого.

«Все актеры играют очень хорошо. Хорош и Петр (Н. К. Симонов. — В. Д.) …Перед картиной показывали Эрмитаж, Третьяковскую галерею, музей Ленина и главное канал Волга — Москва. Раздавительно!!! Словом, с фильма я ушел так, как давно уже не уходил ни из театра, ни из концерта. По уши переполненный гордостью за Русь… Я рад, что в чувствах моих никогда не ошибался и всегда любил мою родину, хотя и бродяга…

Много, много попутешествовал, видел разные страны, наше „Старово“ и дом вспоминаю всегда. Вспоминаю плотника Честнокова с сыновьями, вспоминаю, как я, Коровин и мой несравненный и незабвенный В. Серов сидели и чертили план. Вспоминаю Руслана (он теперь, небось, слывет в кулаках), а какое дерево он тогда нам привез на постройку и какой был смышленый мужик.

Лежу сейчас то в кровати, то в кресле, читаю книжки и вспоминаю прошлое, театры, города, лишения и успехи…

Страшно злюсь: как это я, я! И вдруг зубы шатаются и сердце захворало. Удивительно. Н-да! Законов природы не прейдеши!

Ну довольно об этом. Мне все-таки каплю лучше. Сегодня доктор был и разрешил ежедневно 1 час прогулки на автомобиле по Булонскому лесу…»

Диагноз — злокачественная лейкемия поставлен профессором Вейлем в конце февраля 1938 года. Федору Ивановичу сказали: малокровие. «Гадал на картах — глупо, но выходит, что выздоровлю к маю… Вообще кажется, что умираю постепенно, но верно», — пишет он Ирине в Москву.

Федору Ивановичу запрещено сладкое. Понимая, что медицина уже бессильна, профессор Абрами разрешил дать больному блюдечко варенья. «Разве мне это не повредит?» — тревожно спросил Шаляпин. «Напротив, — заверил врач, — некоторая доля сладкого подкрепит здоровье». Силы покидали артиста, он потерял, как писал дочери, «вместилище груди», как будто «в пустоту груди положили доску или камень». Дома паковали вещи к отъезду на дачу, зная — напрасно…

Чешская певица Э. Брожова навестила Шаляпина за два дня до его кончины. Артист говорил: хорошо бы поехать в деревню. «Знаете, у человека, кровь которого мне собирались перелить, фамилия Шьен (по-французски — пес). Этак я мог бы начать в опере не петь, а лаять».

К вечеру пришел Сергей Васильевич Рахманинов.

«В последний раз я видел его (Шаляпина. — В. Д.) 10 апреля. Как и раньше бывало, мне удалось его немного развлечь, и он, как раз перед моим уходом, стал рассказывать, что после его выздоровления он хочет написать еще одну книгу для артистов, темой которой будет сценическое искусство. Говорил он, конечно, очень, очень медленно. Задыхаясь! Сердце едва работало! Я дал ему кончить и сказал, вставая, что у меня тоже планы: что, как только кончу свои выступления, я напишу книгу, темой которой будет Шаляпин. Он подарил меня улыбкой и погладил мою руку. На этом мы и расстались. Навсегда!»

Перед отъездом из Парижа Сергей Васильевич вновь пришел на улицу д’Эйло. Шаляпин впал в забытье. Рахманинов пообещал Марии Валентиновне приехать через десять дней. Их глаза встретились — обоим ясно: столько дней он не проживет. Мария Валентиновна не выдержала — заплакала.