Месяц я сидел дома без дела: читал книги из библиотеки отца, выходил прогуляться, копался на участке. А потом мой двоюродный дядя Лечи по-родственному устроил меня на работу к себе, в Шалинский районный отдел ДГБ – Департамента государственной безопасности. Позже ДГБ был преобразован в Министерство шариатской государственной безопасности, в структуре МШГБ был образован Межрегиональный отдел, в сотрудники которого по Шалинскому району мы были зачислены после аттестации.
Принимая меня на службу, Лечи спросил только о моем отношении к воинской обязанности. Я отрапортовал:
– Освобожден от призыва по причине обучения на дневном отделении высшего учебного заведения! Проходил курс боевой подготовки на военной кафедре Санкт-Петербургского государственного университета!
– Воинская специальность?
– Артиллерист!
– Пушку в глаза видел?
– Никак нет!
– Звание?
– Младший лейтенант!
Дядя покачал головой.
– Присваиваю тебе очередное звание лейтенанта. Нет… присваиваю тебе внеочередное звание старшего лейтенанта Вооруженных сил Чеченской республики Ичкерия!
Лечи удовлетворенно кивнул. Старший лейтенант, без сомнения, звучало лучше, чем просто лейтенант. Он продолжил:
– Зачисляю тебя в штат Шалинского районного отдела Департамента государственной безопасности Чеченской республики Ичкерия. И вручаю тебе личное оружие!
С этими словами дядя Лечи передал в мои руки самый модный в том сезоне мужской аксессуар: пистолет системы Стечкина.
Я был очарован и потрясен. Я оценил подарок. В буквальном смысле оценил. Я видел, такие пистолеты продавались у нас на рынке за сумасшедшие деньги: полторы тысячи долларов! В то время как простой пистолет системы Макарова, ПМ, можно было купить долларов за двести-триста.
Дядя смотрел на пистолет так, что было видно: ему было жаль расставаться с этим оружием. Он вздохнул, но поборол жадность, опустил голову и педантично сообщил:
– Автоматический пистолет системы Стечкина образца 1951 года. Автоматика пистолета действует за счет отдачи свободного затвора-кожуха. Возможно ведение огня одиночными выстрелами и очередями. Кобура может присоединяться к пистолету как приклад, для ведения автоматического огня. Масса пистолета без патронов – один килограмм, в снаряженном состоянии, с патронами, – кило двести, с кобурой – кило семьсот. Прицельная дальность до двухсот метров. Емкость магазина двадцать патронов.
Поистине, дядя не щадил мою юную психику! Теперь меня охватило изумление. Откуда у дяди Лечи такие детальные познания? Насколько мне было известно, дядя так же, как и я, не проходил действительной воинской службы в Советской армии. Был освобожден от призыва в связи с отбыванием наказания в исправительно-трудовом учреждении.
Из всех своих родственников дядю Лечи я, пожалуй, знал хуже всех и видел очень редко. Не только из-за того, что никогда не был склонен поддерживать и развивать родственные контакты, хотя из-за этого тоже. Но больше потому, что дядя бывал у себя дома нечасто. Пожив несколько месяцев, может, год, на свободе, с женой и детьми, он скоро снова попадал на скамью подсудимых, а за ней – в тюрьму и колонию.
Можно сказать, дядя Лечи всегда вел свою борьбу с режимом, изымая нетрудовые доходы у лицемерных государственных воров, взяточников и спекулянтов.
Тут я обратил свое внимание на стол перед Лечи, и одной загадкой в моей жизни стало меньше. Заметив направление моего взгляда, дядя захлопнул иллюстрированный “Атлас современного стрелкового оружия” и продемонстрировал мне свои практические знания и навыки.
– Подай сюда пистолет.
Я протянул обратно только что полученное оружие.
– Видишь, это предохранитель-переводчик огня. У него три положения. Так – на предохранителе. Так – стрельба одиночными. А так – автоматическая стрельба. Для прицельных одиночных выстрелов курок лучше взводить большим пальцем, вот так. Здесь кобура присоединяется к рукояти… прислоняешь к плечу… можно стрелять, как из автомата. Знаешь, у нас “стечкин” носят только большие шишки!
Я знал. Я уже гордился и понимал, как будут завидовать мне шалинские парни. Из центра села, где в одном из кабинетов бывшего комитета статистики располагал свой штаб Лечи Магомадов, я шел к дому серьезный и несколько высокомерный. Хотя за высокомерием пряталась скорее щенячья радость.
Такой игрушки у меня никогда еще не было!
Я не могу не вспоминать эти наши детские войны всякий раз, когда пишу о войне, сделавшей нас взрослыми. Военные игры, инспирированные искусством, видятся мне зародышем грядущих боев. Может, мы мечтали о войне? Может, да. Или чувствовали ее неизбежность?
Я не думаю, что дело в особой кровожадности и воинственности чеченских мальчиков. Скорее, и русские дети во всех городах и селах играли в те же игры, что и мы. Художественные произведения, скрытая и явная пропаганда приучили нас ждать вторжения, столкновения с врагом и готовиться к защите своей родины. Что как не это имел в виду призыв: “Будь готов!” и наш автоматический, инстинктивный отклик: “Всегда готов!”?