Шальная графиня

Березняк кончился. Стежка вела через обкошенный луг, по которому были беспорядочно раскиданы серые, исхлестанные дождями, обветренные скирды. Дальний лес обнимал этот лужок двумя разноцветными крыльями Птицы-Осени, перья которой были выложены золотом, изумрудами, яхонтами, гранатами, и мерцали они под теплым серым небом так, что больно было глазам и радостно сердцу.

Елизавета всегда была беззащитна перед лицом вод, неба, леса: существами вечными – и вечно юными. Они все те же, что в первый день творения. Все та же весна каждый год вливается в их жилы, все та же осень расцвечивает красками буйного, восторженного увядания. Что бы ни творилось вокруг, ничто не волнует их – и в то же время вне их нет ничего. При их лицезрении в чуткой душе человеческой поднимается столь глубокое волнение, что обнажается ее сокровенная суть. Она вновь становится простой и чистой, обращаясь к тем давним, смутным дням, когда сообщалась с богами, живущими в каждом дереве, каждом цветке, каждой капле дождя, в каждом явлении Природы; она чувствует, что все, терзавшее ее, не более чем пустой шум, и если бывают в ее жизни истинно блаженные минуты, то это те, когда, отрешившись от всего низменного, всего суетного, она трепещет вместе с бессмертной Вселенной...

Елизавета прерывисто вздохнула и подняла счастливые, повлажневшие глаза на рябого, который замедлил шаг и шел теперь рядом.

Взглянула – и тут же отвела, точно обжегшись, взор. Нет!.. Вскинула, защищаясь, руки, резко повернулась к нему – и задохнулась, не веря, что видит это лицо чистым, безо всяких рябинок и шрамов... и эти волосы, и голубые глаза, и дерзкую ямочку на подбородке, словно след поцелуя, и твердые губы, которые вдруг беззащитно дрогнули.

– Это ты?..

Сама себя не слыша, Елизавета отозвалась эхом:

– Это ты?!

Дыхание пресеклось. Чудилось: сердце колотится уже во всем теле, а не только в груди. Елизавета согнулась, тихонько вскрикнула: да ведь это Лешенька, это сын ее бился, стучал, словно просился на волю, услышав голос отца!

– Что с тобой? Что ты? – Алексей схватил ее в охапку, прижал к себе так, что она вскрикнула. – Милая, что?..

– Ох... погоди, – с трудом перевела дух Елизавета, чуть отстраняясь, и торопливо погрозила Вайде, который со всех ног бежал к ним по дороге.

Наконец-то стала понятна его игра, его намеки! Умел он отводить глаза, голову морочить – и не только врагам.

И вдруг до нее как-то сразу дошло, что случилось. Изумленными, расширенными глазами воззрилась на Алексея, но лицо его словно бы задрожало, расплываясь. Она испуганно провела ладонью по глазам: неужто опять морок, опять все исчезает?! Но это были всего лишь слезы, на сей раз – слезы счастья.

Коснулась дрожащими пальцами его груди, ловя трепет сердечный. Он мягко накрыл ее руку своей ладонью.

Разогнав тучи, яркое солнце выкатилось в голубую вышину, да так и замерло, словно бы не в силах на них наглядеться.