Шальные миллионы

И вышли. Часового не было, — видно, доверял запорам. Или еще что-то случилось. И будто бы из окон никто не смотрел. Анюта шла впереди, увлекая за собой парней. И по-прежнему патронташ стягивал ее талию, и ружье было небрежно вскинуто на плечо, — она охотилась. На острове показала трех героев, валявшихся снопами на песке. Костя и Сергей глазам не верили.

— Ты их?

— Угу. Нокаутом.

Костя нагнулся к каждому, — дышат.

— Газовым пистолетом? У тебя есть?

— Говорю, нокаутом. А вот их документы, оружие. Я лишь деньги и кольца не взяла, остальное — мой трофей. А вон мотоцикл. И ключ от зажигания.

Пошли к мотоциклу. Горючего полный бак, завелся сразу.

— Хороша машина. А ты?

— Я? Пойду в домик. Там Малыш, я привезла его на катере. На своем собственном. Да, Костя, у меня есть катер, — и какой! Мне его Малыш подарил.

Костя погрустнел. Тревога ворохнулась над сердцем.

— Чего ты… закручинился? — засмеялась Анна.

— Да ты не тревожься, с вашей Анюткой ничего не сделается. Вон те молодцы очень было разохотились. А что получили? Восемь часов покоя. А когда очухаются, у них много будет проблем. Я им не помощница. Я сейчас об их художествах доложу Малышу.

Анна поцеловала обоих, перекрестила:

— С Богом!

Осторожно и тихо спускались они к броду. Костя сидел за рулем, мотоцикл, как и машину, он водил мастерски.

Нина ждала их у камня. Удивилась, когда подъехали на мотоцикле. Бросилась к Сергею и замерла в его объятьях.

В «Шалаше» не было Бориса, Нина была единственная хозяйка. Интересная и пока еще непонятная даже для нее деталь: все близкие Силаю Иванову живые существа не Бориса признали хозяином, а Нину. Камердинер Флавий явился к Нине, покорно склонил седую голову, сказал:

— Сударыня, если будет угодно, готов служить вам, как служил покойному Силаю Михайловичу.

— С вами мне хорошо, Данилыч. Я буду рада.

— Тогда позвольте, я покажу вам комнаты хозяина, его потайные сейфы. Там, я думаю, лежит завещание.

— А Борис?.. Может быть, нам вместе?..

— Борис уже рылся тут. Покойный еще лежал в доме, а они с Фридманом обшарили все столы, вскрыли сейф, подступались ко мне, грозились убить, но я твердил одно: здесь все бумаги, никаких тайников не знаю, а завещание в юридической конторе. И, действительно, приходил юрист, вручил им копию завещания, и они с ним тотчас же куда-то уехали. Но подлинник завещания и ценные бумаги, о которых говорил мне Силай Михайлович, лежат в потайных сейфах. И вот вам ключи. Он так мне повелел незадолго до кончины: «В случае моей смерти ключи отдай Нине, и вы вместе откройте сейфы».

Сейфы оказались в стене над изголовьем кровати. Кровать крепилась к полу намертво, не передвигалась, и гнездо для ключей находилось в спинке кровати и было плотно задвинуто металлической крышкой, сдвинуть ее можно было набором определенных движений. Данилыч показал их и открыл оба сейфа. В одном были драгоценности, принадлежавшие жене Силая, а в другом — завещание, письма и поручения банкирам. Данилычу за верную службу был выписан чек на пять миллионов долларов, сыну Борису по завещанию отходил миллиард, Нине, жене Бориса, — два миллиарда, пять миллиардов выделялось в Ивановский фонд помощи детским домам России, детским садам и яслям. Распорядителем фонда назначалась его невестка Нина Николаевна Иванова.

Остальные деньги, — а всего было десять миллиардов, — скрупулезно расписывались по разным статьям. Был перечислен штат юристов, призванных наблюдать за точностью исполнения завещания, каждому определялось денежное содержание.

Два дома — в Париже и Нью-Йорке — передавались сыну Борису Силаевичу Иванову, дом в Женеве и вилла в Румынии («Шалаш») завещались невестке.

Много и других подробностей перечислялось в письмах. В отдельной шкатулке лежали чеки, ценные бумаги.

Нина водворила все документы в тайники, закрыла их и осмотрела место, где стена раздвигалась. Подивилась искусству мастеров: место стыка даже в лупу не удалось бы разглядеть. Ключи положила в сумочку, а когда осталась одна в своих комнатах, сунула их в углубление своего лифа.

Зайдя к себе в спальню, увидела Барона. Он лежал на ковре у кровати и печально, просительно смотрел на Нину. «Не прогоняй меня, я хочу тебе служить», — говорили его глаза. Нина склонилась к нему, обняла за шею и заплакала. Как и псу, ей было жалко хозяина, и чувство благодарности к Силаю переполняло сердце, — она искренне, как кончину родного отца, оплакивала его смерть.

Теперь на правах хозяйки дома вела к себе Костю и Сергея и очень хотела рассказать о завещании, но сдерживала себя, — для солидности и приличия.

Только сейчас, проходя по лестницам на второй этаж, вдруг увидела, что в коридорах и холлах нет молодых ухмыляющихся людей, — охрану, столь многочисленную и назойливую, точно ветром сдуло. «Надо спросить у Данилыча, в чем дело? Разве теперь нас никто не охраняет?»

Держала за руку Сергея, с нетерпением ждала момента, когда скажет ему о завещании и о том, что в этом прекрасном большом и таком богатом доме они с Сергеем теперь хозяева. О Борисе Иванове и о том, что он ее муж, она совсем забыла.