Шалость

— Вы попросите. Вы будете думать, что совершаете честный поступок, и поэтому я вынуждена просить вас не делать мне «достойное предложение».

— Хорошо. — Он улыбнулся, увидев, как разочарованно поползли вниз уголки ее губ. — Как вы знаете, порядочности мне не занимать.

Джапоника внезапно улыбнулась:

— Вы отъявленный негодяй! Кажется, именно этими словами назвала вас леди Симмс.

— Ей виднее. Но тогда как вы можете ожидать от отъявленного негодяя, чтобы он принимал в расчет чувства дамы? — Девлин взял ее за руку. — Или вы предпочтете, чтобы я преклонил колено?

Джапоника оттолкнула его руку.

— Не надо меня дразнить. Я перестала понимать шутки. Ваши шутки.

Он провел ладонью по ее волосам, рассеянно улыбаясь и вдыхая их аромат. Ему так не хватало этого многие месяцы.

— Тогда давай не будем лукавить. Будем предельно честными друг с другом.

Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза:

— Я люблю тебя.

Она задохнулась. Слова, которых она ждала так долго, наконец были произнесены. Она положила руки ему на плечи.

— Повтори еще раз! Он усмехнулся.

— От частого повторения слова изнашиваются, ты знаешь об этом?

— Бисмалла! Ты обещал ухаживать за мной и ничего подобного не делал!

— Согласен. Так что начнем прямо сейчас.

Он преклонил колено, прижал губы к ее ладони и очень осторожно, тщательно выговаривая каждый слог, давая послезвучию еще какое-то время повибрировать в воздухе, сказал:

— Я люблю тебя.

Джапоника чувствовала себя порочной, вызывающей и очень-очень счастливой. Кто мог догадаться, что можно заниматься любовью средь бела дня на улице, совсем недалеко от места, где играли свадьбу? Впрочем, кому придет в голову их здесь искать?

Над головами плющ свил прочный шатер, и только отдельные лучи солнца пробивались в беседку сквозь зеленый свод. Девлин сбросил сюртук и ее жакет на деревянный настил беседки, соорудив таким образом постель. Но это ложе Джапонике казалось мягче, чем пуховая перина.

Они лежали на боку, и пальцы ее переплетались с его пальцами, обласканные страстью, которую они оба так быстро смогли утолить. Но если плотское желание способно исчезать, едва придет насыщение, то другие чувства оказались более постоянными. Нежность и стремление защитить, предельная открытость по отношению друг к другу — все это составляющие любви. Да, она любила этого мужчину и больше не боялась этого чувства. Слова наконец были произнесены, и наступила пора спокойного счастья.

Она не стала возражать, когда он поднял ее юбки во второй раз. Она просто закрыла глаза и отдалась на волю чувств, которые в тот самый первый раз, еще неосознанные, толкнули ее в его объятия. Но на этот раз не было никакого подвоха. Только доверие, честность и понимание того, что у них есть будущее, в котором они нераздельны.

Позже Девлин нежно провел пальцем по крохотным полоскам на ее животе — следам, оставленным материнством. В тот раз, в темноте, он не мог разглядеть их. Когда он прижался губами к ее животу, она лишь улыбнулась. В ней не было ложной скромности, и она знала, что они будут очень счастливы вместе.

— Почему ты так медлил?

Голос его звучал приятно приглушенно в зеленом полумраке.

— Чтобы дать тебе время.

— Я всегда знала, что люблю тебя. Ни одного дня без тебя не было у меня счастливым.

— Хорошо. — Он приподнял голову. Желтые кошачьи глаза его сверкали. — Тогда ты не будешь возражать, если мы не станем нигде показываться какое-то время? Только тут, в поместье? — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — Пройдет несколько недель, прежде чем я захочу покинуть твою постель.

Джапоника засмеялась. Жесткие волосы его щекотали ее живот.

— Вам не кажется, что вы устанете от такой монотонной работы, милорд?

— Я скорее устану от собственного дыхания. Так когда мы поженимся?

Джапоника улыбнулась:

— Полагаю, чем скорее, тем лучше.

— Как можно скорее! Я отойду от дел и буду лежать с женой целыми днями, пока не растолстею и не окажусь совершенно непригодным для какой-либо иной деятельности, кроме как угождать моей жене. — Он улыбнулся, почти касаясь губами ее губ. — И ты, готов поспорить, тоже скоро разрастешься. Если судить по Джейми, мне не придется особенно трудиться, чтобы ты забеременела вновь.

— О, тогда я стану круглой, неповоротливой и совершенно немодной.

— Со мной — никогда, моя любовь! Никогда!