Сероглазый японец, в тайне от всех стащив кухонный нож, пошёл по тропке следа, по помятой траве, с ещё не сошедшей росой. То и дело сжимая от злобы и досады рукоять в своей ладони, он, наконец, поднялся на холм. Тору на секунду обернулся, поглядел на свою деревушку, зажатую между двумя невысокими горами. Ветер трепал пряди его густых волос, взбивал их в один пушистый ком.
Слышал он крик одинокого сокола, парящего за далью облаков, и ловил его безмолвную грусть.
Тору отвлёк сухой хруст. Он отстранился, повернулся, да так и замер, затаив дыхание.
Там, где кончалось поле и стерегли свои границы деревья последующего леса, под прибитыми ветвями редкого для здешних мест азуса темнело изящное движение. И лишь матовая, абсолютно круглая и выпуклая снежно-белая маска выделялась среди овальных листов. В её тонких, длинных, в виде перевёрнутого полумесяца, разрезах для глаз, которые пересекали кровавые полосы точно по середине, поблескивало масло карих радужек. Точно веер бросили в огонь – так сверкнул огонёк в звериных очах.
Острое ухо настороженно дёрнулось, ударившись о макушку. «Маска» как-то странно покачала головой вперёд, словно втягивала невидимыми ноздрями запах; фыркнула, склонила голову вбок.
Тору не дышал. Он не заметил, как выскользнул нож из его руки.
Небольшое существо на невысоких, тонких лапах дёрнулось от звука вонзившегося в землю острия и, резко подпрыгнув, нырнуло назад, в гущу листвы.
Тору сморгнул наваждение и бросился следом в лес, позабыв о ноже.
Лисица, с маской вместо длинной морды, кривыми прыжками огибала крепкие стволы с тёмной корой и корявыми корнями, бросаясь из стороны в сторону, то замедляясь, то наоборот скрываясь из виду. Тору, чьё лицо и одежду резали сучья, успевал замечать только силуэт, мелькающий рыжим пятном.
Вскоре его начали подводить его нетренированные бегом ноги, дыхание резало грудь. Однако тёмные желания поймать воровку и принести её – живую или мёртвую – госпоже звенели в его душе, подобно тяжелым цепям, и подгоняли дальше.
Лисица, зная здесь каждый сворот, отбивала чечётку быстрыми лапами, хитро путая след, играя с невежественным охотником, у которого в руках не было ничего кроме воздуха. Лисица смеялась своим низким задорным тявканьем, поигрывая рычанием в своей глотке, усмехаясь.
Тору не видел её сверкающих шаловливой искрой глаз, но чувствовал, что лиса над ним насмехается.
Шустрая рыжая шкурка перепрыгнула через пригнувшееся к земле дерево. Парень пролез под ним и остановился с колотящимся от долгого бега сердцем. Крепкие сандали отбили его пятки, от одежды остались лоскутки ткани, бесцельно болтающихся на изнурённом, ноющем от ударов бамбуковой палкой юношеском теле. Тору вытер лицо своими ладонями и осмотрелся, пытаясь выровнять дыхание.
Лиса словно растворилась – нигде не было слышно удаляющегося бега.
А Тору понял, что рыжая завела его в самую густую часть леса. Он сделал шаг назад, на мгновение испугавшись могучих деревьев, показавшихся недружелюбными и страшными. Успокоившись, Тору зашагал наугад, вслушиваясь в шорох кустов – не лисица ли? И вскоре вышел на открытый участок леса, где в самой середине рос высокий эноки, чьи длинные ветви давали глубокую тень. Его свинцово-серая кора даже издалека казалась гладкой и ровной, без бороздок. За деревом протекал широкий ручей.
Сероглазый услышал отрывистый призывный лай и в спешке крутанулся на месте, но нет, не успел поймать звук - стихло. Тишина, только птицы переговариваются.
Тору приблизился к эноки, внимательно вглядываясь в кусты.
И вновь лай, схожий смеху:
- Кицу-кицу!
Парень повернул голову и схватился рукой за гладкую кору.
Пред ним на поросшем мхом пне спокойно сидела лисица во всей своей красе гибкого тела. Из-за неподвижности её можно было принять за каменную статую. Лишь ветер, трепавший её густой мех на грудке, выдавал в ней настоящего зверя. И наконец-то парень смог рассмотреть её четко.
Тору слабо сглотнул.
Лисица сидела спокойно, изучая человека немигающим взглядом за маской; и хвосты её – около семи штук! – подёргивали своими черными кончиками.
- Не правда, - пролепетал ошалевший человек, не веря своим глазам. Что ещё за шутки? Это же бабкины сказки… Про хвостатых лис…
Может, наслушавшись её россказней, он незаметно уснул?
Сон?
Но приземлившаяся на его предплечье и перебирающая цепкими лапками букашка была вполне реальной. Реальной была кора под его пальцами, звук ручья позади, запах леса – реальность.
Тору в страхе не шевелился, не зная, что делать.
А потом «маска» зло исказилась, хоть и оставалась всё такой же, круглой и блестящей. Нечто злое скользнуло по её поверхности, как тень, задержалось в хитрых карих глазах и исчезло. Лисица поднялась, и что-то томилось в её маленькой голове. Шерсть на шее ощетинилась, а хвосты, вздыбившись, поднялись в открытой угрозе.
Раздался приглушенный рык. И кицунэ прыгнула, рисуя грациозный прямой прыжок. Приземлившись на секунду на твердую землю, она оттолкнулась задними лапами и взлетела, устремляясь стрелой на Тору.