«Ну что ж, неплохо», — одобрила про себя Елена Андреевна и недоуменно подняла брови:
— Так едемте же...
Едва они вошли в номер, как Вадим обнял ее и попытался поцеловать. Но она отвернула голову и выскользнула из его объятий, подумав: «Э, нет. Оставим лобзанья на потом...» Строго взглянула на него и сказала с легким упреком:
— Экий вы быстрый, Вадим...
Елена Андреевна отошла к окну и, глядя на ночную Москву, в последний раз задумалась — а стоит ли доводить до конца ее план, так ли уж ей это необходимо?
Вадим понял ее слова по-своему и принялся быстро накрывать импровизированный стол: бутылка вина, бокалы, сок, конфеты... При этом он непрерывно что-то говорил, но Елена Андреевна не слушала его, думая о своем.
Наконец она решилась и, не повернув головы, деланно равнодушным голосом перебила его:
— Вадим, вы пойдете в душ первым?
...Она вышла из ванной, закутанная в полотенце, и подошла к кровати. Уже лежа, он призывно откинул край одела и протянул ей руку.
«Надо же — рыбка покорно лежит на сковородке, да еще и сучит от нетерпения плавничками, — усмехнулась она про себя. — Ну-ну, поерзай, поерзай...» Ей нравилось это новое ощущение полной власти над ним, и она давала себе возможность вволю им насладиться. «Не торопись, — говорила она себе, — только не торопись, ты столько этого ждала!»
Она повернулась к зеркалу. Полотенце соскользнуло к ее ногам — она словно не заметила этого. Краем глаза она перехватила его восхищенный взгляд, пожирающий ее наготу и пылающий безудержной страстью. От этого его взгляда у нее сладко заныло в низу живота. Она уже с трудом сдерживала себя.
Он тянулся к ней, что-то хрипло и жарко шепча... нет, еще чуть-чуть... Она подняла руки, поправляя волосы. Он, кажется, застонал.
По ее телу разлилась горячая истома, стало трудно дышать... Что ж, пора! Сейчас она возьмет свое, получит с него сполна за все эти несчастные, проклятые годы...
Она шагнула к кровати, рывком сбросила с него одеяло...
...То трепетно-нежная, то неуемно-яростная, она шаг за шагом вела его тропой головокружительных наслаждений к вершинам невероятного блаженства. Она дарила ему себя со страстью и жаром души юной влюбленной девушки и с умением и сноровкой искушенной женщины. От нее словно исходили какие-то волшебные флюиды, и каждая ее ласка, каждое касание горячих мягких губ дарили ему немыслимые мучительно-сладостные ощущения. Упоение страстью становилось все острее и невыносимей. Он разрывался на части от наслаждения, мощнейшие разряды сладкой боли пронзали его тело. И, наконец, он не выдержал и, сорвавшись в пропасть блаженного небытия, забился в неистовых конвульсиях, содрогаясь каждой клеткой своего тела. Его яростный хрип слился с ее стоном...
...Он был потрясен, ошеломлен, раздавлен. В свои сорок он впервые понял, как много может дать женщина мужчине. Он никогда никого не допускал к своей душе, установив надежный барьер равнодушия и отчужденности. Но этой удивительной женщине удалось сломать его барьер. От нее каким-то чудесным образом проникло в душу нечто неведомо прекрасное, наполняя счастьем несоизмеримо большим, нежели обычная радость плотской любви. Он привык брать от женщин то — и только то! — что ему было нужно. И лишь сейчас осознал, какие жалкие крохи доставались ему до сих пор! Скольких таких волшебных мгновений он лишил себя сам! Мимо каких немыслимых наслаждений прошел по своей воле! И уже никогда не вернуть и не наверстать упущенного... Ему стало так обидно, так нестерпимо жаль себя, что он тихо, почти беззвучно заплакал...
Необъяснимым женским чутьем она поняла причину этих слез. Ей тоже стало жаль его, благополучного неудачника, вечного странника, всю жизнь стремившегося за тем, что всегда было у него под рукой, за тем, что он каждый раз с бездумной легкостью оставлял. Она, поглаживая его седеющую голову, стала его успокаивать, мягко и ласково шепча ему простые слова утешения.
И почему-то без всякой радости подумала, что месть ее удалась полностью, что он на самом деле уже не сможет ее забыть, ибо отныне любая женщина будет казаться ему пресной и пустой. Но почему же ей так грустно? Почему опять не хватает чего-то важного? И чего? И тут она поняла.
Она всегда — и тогда, семь лет назад, и сейчас — только давала, дарила, ничего не получая взамен. А для того чтобы навсегда избавиться от него, ей надо было взять! Взять то, что она давным-давно выстрадала и что ей принадлежит по праву!