Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

— Я плохая рисовальщица, — сказала Пэт. — В колледже была у нас пара курсов по искусству. — Она говорила безучастным голосом. — Не жди от меня ничего, Арт. Посмотри, что я сделала с Джимом. Я не умею давать. Все, что мне было нужно, — это брать. Тут моя вина. Я все прекрасно понимаю, но до сих пор не могу ничего ему дать. Даже если стараюсь, не получается. Вот недавно ночью я хотела… — Она осеклась. — Арт, тебе никогда не отказывала женщина? Предполагается, что женщины должны так поступать. Во всяком случае, некоторые. Я себя к таким никогда не относила. Просто в этот раз я не могла. Может быть, я все еще была обижена. Мне хотелось его наказать. А может быть, я вообще утратила способность кому–то что–то дать. Вот и Бобу Посину ничего не досталось. Джиму я наврала про Боба, но это только чтобы задеть его.

Она остановилась.

— Вот моя машина, — показала она. — Как она тебе?

Подойдя к краю тротуара, он увидел новый «Додж».

— Неплохая, — сказал он. — Хрома многовато, но в–в–вообще агрегат ничего.

— Ты водишь? — спросила она.

— Вожу.

Она вытащила из кармана пальто ключи от машины.

— Вот. Открой дверцу.

Он в смятении открыл дверь машины. Пэт знаком пригласила его сесть, и он втиснулся за руль.

— Куда ты едешь, чтобы прокатить девушку? — спросила она.

— На Твин–Пикс [69], — сказал он. — Наверное.

Его начинало потряхивать.

Она захлопнула дверцу со своей стороны.

— Отвези меня туда. Можно? Не могу я обратно. Он ждет меня, а я не могу. Видит бог: хочу, но не могу.

На склоне холма стояли машины — в основном на обочине или у самой ограды. В них кто–то медленно и громоздко ворочался. Внизу под дорогой переливались складывавшиеся в узоры огни домов и улиц Сан–Франциско. Целое поле огней — насколько видел глаз. Среди огней плыл туман, тут и там заслоняя их. Слышно было лишь, как вдалеке работали двигатели автомобилей.

— Сюда? — спросил Арт. — Да?

Он съехал с дороги на грунтовую площадку. По капоту царапнули ветки деревьев. Он погасил фары.

— Выключи двигатель, — попросила Пэт.

Он повиновался.

Она открыла сумочку и достала пачку сигарет. Он нашел спички и дал ей прикурить. Спичка тряслась, и Пэт подержала его руку.

— Что с тобой? — спросила она.

— Н–н–ничего.

Выпуская дым через ноздри, она сказала:

— Здесь так спокойно. Я десять лет сюда не поднималась. С тех пор, как была такой же юной, как ты. Знаешь, где прошло мое детство? Недалеко от Стинсон–Бича.

— Там классно, — сказал он.

— Мы тогда часто купаться ездили. Ты любишь купаться?

— Конечно, — сказал он.

— С тобой все нормально? — Она протянула ему пакет с бутылкой. — Не откроешь? Штопор за приборной доской.

Повозившись, он открыл бутылку.

— Я не должна этого делать, — сказала Пэт, взяв бутылку. — Знаю, что это нехорошо, но мне нужно что–то сделать, я так больше не могу. Как ты думаешь, он простит мне?

Порывшись в бардачке, она нашла пластмассовую чашку без ручки.

— Боже, — воскликнула она. — В ней старые «Бэнд–эйды» [70]до сих пор.

Она швырнула чашку обратно в бардачок.

— Не хочу пить. Возьми. — Она вернула ему бутылку. — Убери ее, или выпей, или делай, что хочешь. Знаешь, зачем я попросила тебя привезти меня сюда?

— Зачем? — пробормотал он.

— Я чего–то ищу. Арт, мне двадцать семь лет. Я на десять лет старше тебя. Понимаешь? Когда я была такой, как ты сейчас, тебе было семь. Ты ходил в первый класс.

Она сидела и курила, положив ногу на ногу. Ее ноги поблескивали в тусклом свете, пробивавшемся в машину. Он различал ее лодыжки, каблуки.

— Вы очень красивая, — услышал он собственный голос.

— Спасибо, Арт.

— Нет, правда.

— Поехали, — сказала она. — Давай уедем отсюда, не хочу здесь больше оставаться.

Раздавленный разочарованием, он послушно запустил двигатель. Когда он включил заднюю передачу, Пэт протянула руку и повернула ключ зажигания. Двигатель заглох.

— А ведь и поехал бы, — сказала она. — Ты такой… как это называется? А, бог с ним.

Она затушила сигарету и прикурила другую от блестящей стальной зажигалки.

— Ты отвез бы меня обратно, если б я попросила… Не стал бы удерживать меня силой, упрашивать. Арт, я правда тебе нравлюсь?

— Да, — с жаром выдохнул он.

— А как же твоя жена?

Ему нечего было ответить на это.

— Ты же скоро станешь отцом. Ты понимаешь это, Арт? У тебя будет маленький мальчик. Вы решили, как назовете его?

— Нет, — сказал он, — еще нет.

— Что ты тогда почувствуешь? — Она вглядывалась в огни внизу. — Семнадцатилетний парень — и вдруг становишься отцом.

— Да… Мне восемнадцать, — поправил он.

— Странная штука жизнь, черт возьми…

Она повернулась на сиденье лицом к нему и подтянула под себя ноги. Свет выхватывал из темноты ее скулы, и Арт мысленно дорисовал очертания ее лба, выступы бровей, нос. У нее были тонкие губы. В полумраке они казались черными. Подбородок и шею скрывала тьма.

— Ну давай, Арт, — сказала она.

— Чего давай? — испуганно произнес он.

— Пока я не передумала.

Опустив окно, она выбросила сигарету в черноту.