Читаем Шалва Амонашвили и его друзья в провинции полностью

Борис Черных

Сказочник Шалва

Кто бы знал, что он нагрянет к нам на Амур? А нагрянул, несмотря на космические дали и на свои лета. Ему семьдесят три года.

Мы не виделись шестнадцать лет. Но у него цепкая память. Поэтому на своей книжке «Улыбка моя, где ты? Мысли в учительской» Шалва Александрович написал:

Дорогой Борис Иванович! Встреча с Вами в прекрасном Благовещенске для меня знаменательна. Спасибо Вам за прошлое и за эту встречу. Искренне Ваш Ш. Амонашвили.

27. 09.2004

* * *

Немного истории. Эпоха Горбачева привнесла не только сумятицу и иллюзии, но и реальные надежды на обновление всех сторон общественного бытия. В педагогике прорвались к кафедрам совершенно непредсказуемые подвижники. Это Виктор Шаталов, математик. Это Софья Лысенкова, учитель-универсал, она изгнала страх из ребячьих душ, кои трепетали при прежних методиках («Ах, ты не понимаешь моих требований?! Дневник!».). Это Михаил Щетинин, озабоченный домашней обстановкой в школе. Это Симон Соловейчик, уникальный пропагандист всего неординарного в старой и новой педагогике. Это Владимир Матвеев, главный редактор «Учительской газеты», мощный аккумулятор новационных идей. Наконец, это сказочный пришелец из Грузии Шалва Амонашвили. Шалва и правда кудесник… К нему дети тянутся как металлические опилки (простите рискованное сравнение) к магниту. И Шалва для каждого найдет заветное слово.

В 1987 году прошедший суровые университеты, я не погнушался склониться перед этими авторитетами, они приветили меня и мои опыты. Матвеев в нескольких номерах «Учительской газеты» опубликовал записи детских суждений о книгах известных писателей, я вёл эти записи ещё в 70-х годах.

«Педагогика сотрудничества» (сотрудничества учителя и ребенка) быстро обретала сторонников по весям России. В «святом семействе» советского наробраза поднялась паника. Нынче мало кто упомнит суть опасений, обуявших доктринеров авторитарной социалистической школы. Принято думать, что соцшкола готовила хороших предметников. Пусть так. Но нравственные потери, связанные с классовым, не личностным, подходом к детям, были очевидны. Приказные принципы перечеркивали традиции сердечности. «Ишь, какой он добренький», – уничижительно говаривали про учителя, умеющего лаской добиться дидактического успеха.

И что вы думаете? Горбачев по доносам педакадемиков сместил Матвеева с поста главного редактора «Учительской газеты». А само понятие «педагогики сотрудничества» быстренько свернули и постарались забыть. Но не тут-то было. Да, не выдержали ударов Матвеев и Соловейчик, они умерли, но как солдаты на передовой, не издав стона.

Шалва Амонашвили покинул Грузию и живет в Москве. Ныне он в славе, доктор наук и почетный профессор университетов и институтов. Его ценит педагогическая общественность в Европе и в Америке. Но на Амур он приехал не по приглашению официальных властей, а по зову Светланы Юрьевны Городович, директора частной школы «Наш дом». Для Городович подвиг её, хотя свой поступок она не считает подвигом, стоил нервов…

А теперь собственно о программных, концептуальных выступлениях Шалвы Александровича. Когда-то, много лет тому назад, он обронил простодушную мысль: «Дети – мои учителя». Ну-ка, записные догматики, попробуйте поучиться у детей. «Да чему же у них учиться?! – вскричат догматики, – да они грамотой не овладели, высшей математики, алгебры жизни не постигли».

Но Шалва, мудрец, считает иначе. Им, детям, свойственна гармония восприятия мира. Стандарты мысли и деяния не соблюдаются у Шалвы, а —! – стандарты преодолеваются. Он так об этом и сказал, выступая в актовом зале педуниверситета и перед учителями «Нашего дома». Программа и учебник не догма, хотя они тяготеют стать догмой и диктовать школе, стало быть, учителю и ребенку, жесткие утеснения. Словесник, к примеру, долбит из урока в урок суффиксы и префиксы, и т. д., – Амонашвили смеет думать, что не грамматике надо учить на уроках русского языка, а доброречию. Малейший всплеск душевного огонька в хрупком мальчике или девочке – восславить этот всплеск хотя бы поглаживанием по плечу. Даже на математике, где не у каждого дитяти всё ладится, подойти к нему и, коснувшись легкой ладонью головы, прошептать: «Не бойся. Всё получится!» Кто из нынешних математиков умеет сподобиться на невинное сие прикосновение? О, строгая маска не снимается с лица учителя. Учитель боится потерять лицо. В то время как уже потерял его. Вы слышали на уроках математики смех детей и учителя? Амонашвили и его воспитанники смеются. На уроках и вне.

«И, наконец, её осенило. Она улыбнулась… Ученик, заметив сияние улыбки на лице учительницы, радостно воскликнул:

– Я же всем говорил, что она умеет улыбаться, но мне никто не верил… Теперь-то поверят! – и с этой радостной вестью он побежал к друзьям», – я цитирую 21-й постулат из книжки Амонашвили «Улыбка моя, где ты? Мысли в учительской».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы