Шалва Амонашвили и его друзья в провинции

Надо любить родину такой, какая она есть, за то, что она обогревает нас, дарит нас жизнь. Родину надо защищать, стоять за нее грудью!…

Анастасия Козлова:

…Но жить я хочу в родной России, самой красивой и замечательной стране. Да, мне нравятся традиции различных стран, но свои родные традиции, традиции моих бабушек и дедушек, далеких предков навсегда остаются моими, и ты будешь следовать им, чтобы ни случилось, и твои дети им будут следовать… Я люблю Варваровку.

Село Варваровка,

Октябрьский район

Отец солдатам

Он был нашим земляком! Приемыхов

«Какое это мучение – отрочество…»

Приёмыхов уверенно шел к постижению еще одного призвания – писательского. Вот фрагменты, случайно уцелевшие, из сценария «Язычники», они остались в письменном столе у его подруги. В листочках этих чувствуется крепкое перо, вылеплены характеры, есть событийность. Читайте, внимайте уходящему голосу. И думайте: кто, если не мы, поднимет Россию с колен?…

* * *

Как-то он сказал после урока: – Старосте остаться – всем отдыхать…

Дает мне мятую бумажку из кармана. А там написана такая чушь девчачья – ума не приложу, кто додуматься мог. Насчет идеала в жизни… Насчет того, что наш Отец Солдатам несчастный и одинокий… Ему не хватает тепла заботливых рук… Под конец просто ужас какой-то – «я вас люблю», подписи никакой.

Я покраснел, как пионерский галстук, таращусь на эту записку, будто разбираюсь, что к чему, а на самом деле глаза боюсь поднять.

– Ну как? – печально спросил Отец.

– Ошибка, – говорю, – вот здесь…

– Какая это ошибка, – махнул он рукой. – Ты вот посмотри… И дает мне еще четыре записки. Я читать их не стал, такую ерунду, для виду держу. А классный ходит около доски и виновато на меня посматривает, покашливая в кулак.

– Как мне быть? – спрашивает.

– Не ходите вы ни на какие свидания, – советую, – еще не хватало

– Что ты, что ты! – перепугался он. – Я и смолоду никуда не ходил… Правда, тогда война была. На фронте какие свидания… Я о том, что, может, вы посмеяться надо мной вздумали, так зачем это делать…

– Клянусь, Валентин Сергеевич, – говорю, – это не наши… Хоть чужая душа и потемки, а я наших девчонок отношение к вам знаю.

– А кто ж мне эти записки в журнал кладет?

– Разберемся, – говорю. – Мимо этого проходить нельзя. Он подошел ко мне, положил свою мягкую руку на мое плечо и говорит:

– Никаких разбирательств не надо, лишний шум. Я ведь, понимаешь, на службе нахожусь… Очень нехорошо, если начальство узнает, тут как посмотреть… Может, пронесет?

Вот такой он был. Демобилизованный из армии офицер, мужчина с громовым голосом, а беззащитный, как наша химичка Зизи.

Хотя солдаты его, наверно, любили, переживали за него перед начальством и старались службу получше выполнять, как мы на этих всяких проверках.

В тот день я взял с Мики честное слово, что никому ни слова, и рассказал про записки.

– Пишет, конечно, не наша, но в журнал это дело подбрасывает наша. На ребят я и подумать не могу! На такое глупое дело никто не пойдет.

– Слон, – говорит мне в ответ Мика, – так он любит ту девушку, которая пишет?

Честное слово, уж кажется, я лучше всех ребят в классе отношусь к девчонкам, но иногда у меня руки опускаются. Все равно что пасуешь мяч вдоль ворот, а он в среднюю зону укатывается.

– Ты, – говорю, – слышишь, что говоришь?

– Слон, – опять говорит она и смотрит на меня так, будто я ее союзник, – это я записки в журнал…

Ну что ты скажешь?! Иду я рядом с ней, в голове каша полная. Апрельская весна в городе, лужи к вечеру ледком затягивает, деревья на кактусы похожи – ни одного листочка, а ветки – иглы. Коты, как забытые человеческие дети, плачут; голоса людей звучат громко и одиноко… Задумаешься, позабудешь про город, и кажется – ты на какой-нибудь Марс попал.

– Слон, – позвала Мики, и я очнулся. – у тебя есть платок? А то я в парте оставила…

Дал я ей свой, она отвернулась и высморкалась.

– Я заберу, завтра отдам, – говорит.

– Не жалко, – отвечаю.

Стоит она передо мной, смотрит снизу вверх. Если надеть на нее мою рубашку, она на ней как пальто-макси будет.

– Он такой несчастный, Отец Солдатам, ты себе представить не можешь… Я знаю, кто писал. А в журнал я подкладывала…

Никакому школьнику в жизни не нравятся классные собрания.

Нам понравились только тогда, как пришел к нам Отец Солдатам… Вот и сегодня, после четырех уроков, мы остались на собрание.

Входит Отец Солдатам с большим пакетом и говорит:

– Разбирайте пирожки, разговор долгий будет. И сам взял первый пирожок.

Съели мы пирожки, он вытащил громадный носовой платок и вытер руки. Вытирает и смотрит, у кого платочка нет. Оказалось – у половины. – Староста, проверить назавтра наличие платков, доложить мне.

Прошелся по рядам – огромный детина, пол под ним поскрипывает.

– А как мое прозвище? – Он подмигнул классу. – Только не говорите, что я Валентин Сергеевич. Наверное, Мося, раз Мосягин.

– Ну какой же вы Мося! Вы такой большой, вам не подходит!

– А кто я?

Сережа Бряндин встал:

– Только без обид?