Шалый малый

– О, Саша! С Новым годом!

– Вы позволите войти? – осведомился Макар.

– Да, конечно, проходите, – вконец растерялась я. За каким чертом он явился? От моего блаженного состояния не осталось и следа. Господи, зачем? Его синие глазищи горели огнем и прожигали меня насквозь. Саша сразу пошел в комнату, а мы топтались в прихожей.

– С Новым годом, моя спасительница! Я не думал приезжать, знаю, что я лишний, но под вечер мне вдруг стало так хреново при мысли, что встречу Новый год без вас, что я помчался в Москву.

– На чем?

– На машине. Гнал как ненормальный и вот... все-таки успел...

– Поляша! Ты куда пропала? – раздался громкий голос изрядно уже поддавшего мужа. – С кем это ты тут любезничаешь?

– Вот, Макар, познакомьтесь, это мой муж!

– Да, я муж, а вы кто?

– А я... просто знакомый! – обезоруживающе улыбнулся Макар.

– А как вас зовут, просто знакомый?

– Макар!

– Макар? Какое редкое имя, а я Вадим, очень приятно. А что тут стоять? Там такие глухари... Сроду ничего вкуснее не ел! Пошли скорее! Макар, а тебя в школе макароной не дразнили?

– Макароной? – рассмеялся Макар. – Нет, меня только постоянно спрашивали, куда я еще не гонял телят.

А ведь он врет, его, скорее всего, зовут не Макаром, не могут дети в первых классах так шутить... Вот Макароной назвать, это запросто. И вообще, мне показалось, что от него исходит какая-то опасность. Хотя на свадьбе мне и Вадька внушал какие-то опасения. Бред, просто шампанское в голову ударило.

У деда взгляд был весьма насмешливый. Он то и дело подмигивал мне. Но Вадька был в полной эйфории и ничего, слава богу, не замечал. Даже того, что Макар не сводит с меня глаз. Адочка, сидевшая рядом со мной, прошептала:

– Поленька, кто этот молодой человек? Он же влюблен в тебя по уши. И он очень интересный.

– Да я толком не знаю, видела один раз у деда.

– Макар Иваныч, – начал вдруг дед, – помнится, в прошлый раз вы читали мне отличные стихи, не прочтете ли нам всем? Особенно мне ваш «Гамлет» понравился.

– А может, я лучше что-то спою?

– Споете, голубчик, непременно споете, но я, как хозяин дома, настаиваю, чтобы вы прочли своего «Гамлета» моим гостям.

– Хорошо, не люблю ломаться. Но прошу заранее меня извинить, я все-таки не поэт, а так... В долгих плаваниях всякое взбредет в голову.

Уж коли мир – нагроможденье декораций,
А в нем – комедия из жизни поросят,
Есть очень многое на свете, друг Гораций,
О чем философы без дела моросят.

Конечно, жизнь – она то крестиком, то гладью,
Конечно, стыд порой берет за королей.
Вот как у Гамлета: мамаша стала блядью,
Не износив папашей дареных туфлей.

Я не певец аморализма – бога ради,
Но все же стыдно принцу путаться в соплях,
Когда мамаше захотелось в койку к дяде
Забраться в папой недоношенных туфлях.

Конечно, маме можно высказать придирки,
С покойным папой обсудить – само собой,
Но кто не видел даже вывески «Бутырки»,
Тому и Дания покажется тюрьмой.

Есть очень многое на свете, друг Гораций,
Что пониманием возможно охватить.
Здесь первым делом надо с мыслями
собраться, Нормально выпить и спокойно закусить.

И тут откроется такая перспектива,
Такая бездна и такой солнцеворот,
Что остается только выпить кружку пива,
И все, что надо, то само произойдет.

Раздались аплодисменты. Адочка с восторгом смотрела на моего спасёныша, да и я тоже. Каков!

– Юноша! – сказал вдруг старый друг деда Михаил Францевич, известнейший искусствовед. – Знаете, я давно не слыхал такой прелести! Поздравляю, вы, безусловно, талантливы!

– Спасибо, мне приятно... – с достоинством проговорил Макар.

– Как там у тебя про Данию? – пьяным голосом спросил Вадим. – Я, господа, еду на днях в Данию и надеюсь, она мне тюрьмой не покажется...

Хорошо не сказал, что поедет с чемоданом от Луи Виттона.

– А вы еще и поете? – поинтересовалась жена Михаила Францевича, Тамара Геннадьевна.

– Ну, я бы так это не назвал...

– Спой, светик, не стыдись.

– Ну, я не знаю... Я вижу, тут есть гитара, но я не умею играть...

– А ты так спой, а капелла! – подначила его опереточная дива былых времен.

– Ну, попробую, это старая песенка...