Гермиона попрощалась с друзьями и вышла из гостиной. Она пошла в сторону библиотеки и, только убедившись, что никто не последовал за ней, свернула на лестницу, чтобы пойти в Выручай-комнату. Она знала, что становится параноиком, но видя, как Гарри преследовал Малфоя, ни в чем не могла быть уверена.
До Выручай-комнаты Гермиона добралась раньше назначенного времени. Она встала у колонны, сверля стену взглядом. Хорошо, что она пришла первой.
— Ты уже тут? — услышала она голос.
Из темной ниши вышел Драко. В последний раз, когда они виделись, он лежал на больничной койке, бледный, как простыни, почти сливаясь с ними. На осунувшемся лице выделялись круги под глазами. Губы были бескровными и сухими. Сейчас он стоял перед нею в шикарном костюме, спокойный, уверенный, казалось ей это или нет. Он смотрел на нее сверху вниз, глаза чуть прикрыты, словно его совершенно не беспокоит ее присутствие. Гермиона неосознанно поправила волосы, чувствуя себя совсем неказистой на его фоне. Чертов Малфой, почему самый мерзкий мальчик в школе еще и самый красивый и так элегантно одевается?
— Пришла пораньше, — сказала она.
— Я понял.
Он протянул ей руку.
Гермиона некоторое время смотрела на него, не понимая, что он от нее хочет. А потом вспомнила, что они должны попасть в Выручай-комнату и он должен провести ее с собой. Она взяла его руку и, коснувшись ее, помимо воли отметила, что у него не осталось шрамов после той ночи, когда он бил зеркало. Она сжала его ладонь сильнее, убеждаясь, что шрамов нет.
Драко закрыл глаза, представляя комнату. Взгляд задержался на его лице: спокойное и сосредоточенное… и очень красивое.
Она ощущала его руку в своей, когда очутилась в комнате, похожей на антикварный магазин. С их появлением в воздухе закружились пылинки. Гермиона чихнула. А Малфой отпустил ее руку.
Драко подошел к старому шкафу, который показался ей смутно знакомым. Она наблюдала за тем, как Малфой поглаживал изящный узор, о чем-то размышляя. Какие красивые у него руки. Рассматривать его руки, да просто находиться так близко к нему не на уроке и не по случайности и находить его красивым было… очень странно. Странно и волнующе. Она отвела взгляд.
— Ты уверена, что хочешь в это ввязываться, Грейнджер? — спросил он спокойно и равнодушно.
Стоило восхититься тем, как он держал себя в руках. Перед глазами все еще стояло его перекошенное лицо, которое шло трещинами в отражении зеркала.
Грейнджер не знала, каких трудов ему стоило после Больничного крыла снова выглядеть, словно ничего не случилось. И не узнает. Драко говорил с матерью. И он решил тогда, что ради нее постарается сделать вид, что все хорошо.
— Зачем мы тут? — спросила Гермиона.
— Видишь этот шкаф? Это исчезательный шкаф. И мне нужно его починить.
— Зачем?
— Это мое дело.
— Это связано с твоей меткой?
— Не связано, — солгал он.
— Как ты собираешься его починить?
— Читал все это, — он показал на стопку книг на столе.
Грейнджер взяла книгу “Исчезательные шкафы и их предназначение” и села в старое потертое кресло. Если помочь Малфою починить какой-то шкаф — все, что она должна сделать, то она сделает это как можно скорее, и все закончится.
Драко тоже взял книгу наугад. Он все еще чувствовал себя слабым после Больничного крыла, поэтому был рад сесть и не двигаться два часа.
Читать одно и то же снова не хотелось. Он изредка бросал взгляд на Грейнджер. Она полностью ушла в чтение, время от времени делая пометки на пергаменте. Иногда морщила лоб и что-то бормотала. Однажды подняла на него взгляд, когда он смотрел на нее. Он был уверен, что она вспыхнула. Ее румянец напомнил ему, как он прижимал ее к себе в туалете. Его тело отреагировало так, как и должно было при подобном воспоминании. И он постарался подумать о чем-нибудь другом.
Тогда в туалете он вышел из себя. Когда Снейп учил его окклюменции, он много раз повторял, что негатив склонен нарастать. А он был так зол в туалете, так сильно ненавидел, что уже на другой день у них с Поттером случилась битва. Сколько глупостей он совершил под влиянием эмоций. Поцеловал Грейнджер. Рассказал ей о метке.
Мысли снова вернулись к поцелую. Как странно сбываются детские мечты. На третьем курсе прикоснуться к ее губам было его самым смелым желанием. А на шестом он целовал ее совершенно равнодушно и даже зло. И она почему-то ответила. Он чувствовал, что тогда он мог… мог продолжить. Хуже того, если быть с собой честным, она все еще ему нравилась. Если отбросить обиду, когда она ударила его в нос, и если быть честным с самим собой, то стоило признать — она ему нравилась.