Шамаханская царица (СИ)

  - Вам никогда не доверяли в детстве подержать взрослую вещь? Когда, гордый от доверия, от того, что тебя сочли годным, с потными от волнения и счастья руками держишь на весу что-то тяжелое. Хотя эта грязная железяка вполне может побыть и на земле. И ничего ей не сделается. И вообще, ты способен преспокойно, как взрослый, сам приладить ее к двигателю и даже ловчее прихватить винтом. Но ты стоишь и держишь, понимая, что кроме того винта, который ты с такой легкостью можешь закрутить, есть другие, третьи, какая-то совершенно непонятная жужжащая штука, шестерни, трубочки... И все, что ты пока можешь, умеешь - только держать.

  - Нет, в моем детстве для ремонта автомобилей не пользовались детским трудом. Да и автомобили еще не придумали.

  - Вот из-за этих непонятных трубочек я и не поцеловал.

  Юноша хмыкнул и сказал:

  - Все-таки, как вы это умеете! Простое действие - не поцеловал, потому что почувствовал себя недостойным, облечь в замысловатый словесный выверт. В котором непременно появятся и судьбы мира, и смысл бытия, и что делать...

  - Вы не понимаете! - возмутился я. - Я пытаюсь объяснить, что иногда нужно смирить свою гордыню, самомнение, и поступить пусть во вред себе - лишь бы не разрушить хрупкий чужой мир.

  - Я об этом и говорю. Что иногда это так же трудно, как прыгнуть выше головы. И что так сердечно, с надрывом, обнимая мир душой, принимая его боль за свою, могут жить только здесь. За что и полюбил Россию. За ее русский дух.

  - Да ладно вам. Россия нынче не та, что раньше.

  - Такие люди есть, раз Залина тебя нашла? Есть. Значит, та.

  Я пожал плечами и осторожно спросил:

  - Вы не русский?

  - Нет. Немец, - юноша засмеялся. - Черт немецкий. В России, в отличие от просвещенной Европы случаи сжигания ведьм не так масштабны. И не столь идеологичны. Как здесь не жить?

  - Коррупция, - согласился я. - Что поделать. Сращивание преступности и государства. Это извечная наша беда.

  - Ваша беда, что вы чересчур рьяно принимаетесь за дело. Если комфорт, колбаса, то уж в самой своей крайности, чтобы лопалось: от бриллиантов, от золота даже в сливных бачках, от всей таблицы Менделеева в колбасе. Если душа, то уж лбом об пол, от стены, об образа - чтоб трещало. Чтоб проняло. Тебя, их, всё вокруг.

  Впрочем, пронимает. Не всегда, правда. Досадно, но от этого никуда не деться. Остается одно - ждать. Долго и неторопливо, просыпаясь, проверяя и снова укладываясь спать.

  Я подумал о двух или трех десятках деревянных лож в полутемном подземном зале и сказал:

  - Понимаю.

  - А я не очень, - сказал юноша, призакрывая глаза и явно наслаждаясь теплой июньской ночью. - Что ты говорил о математических методах, о вложенном мире? Фрейя была взволнована, рассказывая об этих твоих аттракторах. Ты знал о нас еще до знакомства с Залиной?

  - Не был уверен. А Залина подтвердила - обмолвками, уклонением от каких-то тем. По большому счету, всем своим существованием. Необычная она. Чересчур избыточна для нашего мира: красотой, задатками, устремлениями, ожиданиями. Поэтому я ждал нечто подобного.

  А началось все в институте. Мне в научные руководители достался Алексей Васильевич... хотя, фамилия неважна. Замечательный ученый, но одновременно с этим затейник и большой оригинал. Я попался ему под руку аккурат в то время, когда он полировал очередную свою модель социальной системы. По большому счету - человеческого общества. Он дал мне какой-то простенький набор индикаторов, в общем, кинул большую кость для диплома, а заодно, чтобы самому не заниматься мелочами. Хотя, это не мой профиль, потому что моя специальность - системы управления и... ладно, это тоже несущественно.

  Так вот, я получил по его модели набор красивых графиков, с зонами устойчивости, седлами, фокусами, понял, что они слишком упрощенные и начал баловаться параметрами. Чтобы результат более-менее совпадал с реальностью. В какой-то момент мне пришло в голову, что по-хорошему здесь чего-то не хватает, и в порыве студенческого максимализма я добавил еще пару переменных. Мы с ним поспорили на этот счет, но главное, результат идеально наложился на реальные временные промежутки. Небольшие только, в несколько десятков лет. Затем - пауза и снова совпадение. В общем, все это не имело значение, потому что Васильевич все забраковал, сказал, что такого просто не может быть, потом снова забраковал, затем через неделю сообщил, что полученные результаты не имеют вообще никакого истолкования и относятся к области мнимых решений и просил никому не показывать.

  И я никому не показывал. А получилость вот что: человеческая цивилизация не просто неоднородна. В ней существует еще одна. Мир в мире, матрешка внутри другой. Правда, не постоянно, а как бы временами.

  Теперь понимаю, почему. Остальное время вы спите.

  Молодой человек рядом со мной, призакрыв глаза, подставил лицо звездному свету, словно загорая. Или слушая.

  - Ты, возможно, хочешь о чем-то спросить?

  - Да-да, - оживился я. - Транформация: что это такое?

  - Слово. Просто слово. Чтобы испугать. Заставить задуматься.

  - И многие пугались? - разочарованно отозвался я.