Шамал. Том 1

– Тогда мы выпьем чаю, как в былые времена, – сказал Руди, как ни в чем не бывало прошел на кухню и поставил чайник на плиту. Но про себя подумал: Хушанг действительно изменился. С другой стороны, будь ты на его месте, ты бы тоже изменился, весь его мир перевернулся вверх тормашками – вроде Западной и Восточной Германии, но не настолько сильно. – Как Али? – спросил он. Али был обожаемым старшим братом Хушанга, вертолетчиком, с которым Руди не был лично знаком, но о котором Хушанг говорил постоянно, хохоча над его легендарными приключениями и победами в Тегеране, Париже и Риме в старые дни, в добрые старые дни, отметил Руди про себя.

– Али Великий тоже в порядке, – ответил Хушанг с восхищенной улыбкой. Как раз перед тем как шах бежал, они тайно обсудили свои перспективы и согласились, что, что бы ни произошло, они останутся: – Мы все равно элита вооруженных сил, у нас все равно будут отпуска в Европе! – Он просиял. Хушанг гордился своим братом, ничуть не завидовал его успехам, а стремился сам достичь хотя бы десятой их части. – Но теперь ему придется поумерить свой пыл. По крайней мере, в Иране.

Чайник начал посвистывать. Руди заварил чай.

– Не возражаешь, если я спрошу про НВС? – Он бросил взгляд через дверь в другую комнату. Его друг смотрел на него. – Это ничего?

– Что ты хочешь знать?

– Что произошло?

Помолчав немного, Хушанг заговорил:

– Я был командиром дежурного полета. Нас подняли по тревоге и приказали перехватить вертолет, который засекли летящим на малой высоте через нашу территорию. Вертолет оказался гражданским, он нырял из одной долины в другую в горах вокруг Дизфуля. На вызовы по радио не отвечал ни на фарси, ни на английском. Мы подождали, вися у них на хвосте. Один раз, когда он вынырнул из-за гребня, я пронесся рядом с ним, тогда-то мне и показалось, что я узнал эмблему S-G. Но вертолет меня совершенно проигнорировал, просто повернул к границе и поддал жару. Мой ведомый тоже тряхнул его, промчавшись рядом, но он просто продолжал маневрировать, уходя от атаки.

Глаза Хушанга сузились, когда он вспомнил охватившее его возбуждение: охотник и добыча. Раньше он никогда не охотился, уши его наполнял сладкий рев двигателей, треск помех, слова приказа: «Ракеты к бою!» Руки и пальцы подчинились команде.

Нажатие кнопки, первая ракета прошла мимо, вертолет вертелся волчком, метался туда и сюда, проворный, как стрекоза; его ведомый тоже выпустил ракету и тоже промахнулся, совсем чуть-чуть – ракеты не имели систем инфракрасного самонаведения. Еще одна ракета – и еще один промах. Вертолет теперь уже пересек границу. Пересек границу и был в безопасности, но не в безопасности от меня, от правосудия, поэтому я сделал еще заход, поливая его из пушек – оттиски лиц на иллюминаторах, на моих глазах вертолет растворяется в огненном шаре, а когда я вышел из этого виража, от которого затрещали кости, чтобы взглянуть еще раз, он уже исчез. Осталось только облачко дыма. И удовольствие.

– Я разнес его в клочья, – сказал он. – Сбил его.

Руди отвернулся, чтобы скрыть свой шок. Он-то полагал, что НВС удалось ускользнуть – кто бы там его ни пилотировал.

– Никто… никто не выжил?

– Нет, Руди. Он взорвался в воздухе, – сказал Хушанг, стараясь, чтобы его голос оставался спокойным. И профессиональным. – Это был… это был мой первый сбитый вертолет. Я никогда не думал, что это будет так трудно.

Не слишком-то равный поединок, подумал Руди, испытывая гнев и отвращение. Ракеты и пушки против ничего, но, как я понимаю, приказ есть приказ, и вина на стороне НВС, кто бы его ни пилотировал, кто бы в нем ни сидел. Ему нужно было садиться. Я бы сел. А сел ли? Если бы я сидел в кабине истребителя, и это была бы Германия, и вертолет бы удирал за границу вражеского государства Бог знает с кем на борту, и у меня был бы приказ… Погоди-ка, Хушанг сделал это в воздушном пространстве Ирака? Что ж, я его об этом спрашивать не собираюсь.

Так же точно, как то, что Бог не разговаривает с Хомейни, Хушанг мне ничего не скажет, если я спрошу, – я бы не сказал.

Он хмуро налил кипятку в заварочный чайник, вспомнил о другом чайнике из своего детства, потом выглянул в окно. Старый автобус останавливался на дороге за периметром аэропорта. Он увидел, как из автобуса вышел высокий человек. В первые мгновения он его не узнал. Потом, с восторженным воплем, узнал и бросил на бегу:

– Извини, я на секундочку…

Они встретились у ворот. «Зеленые повязки» с любопытством наблюдали за ними.

– Том! Wie geht's? Как поживаешь? Каким ветром тебя сюда занесло? Почему ты не сообщил нам, что приедешь? Как там Загрос и Жан-Люк? – Он был так счастлив, что не заметил усталости Локарта, состояния его одежды, пыльной, рваной, в пятнах от долгого пути.

– Долго рассказывать, Руди, – ответил Локарт. – Долго рассказывать, но я буквально с ног валюсь. Мне отчаянно нужна чашка чая… и поспать. О'кей?