Шамал. Том 1

– Как скоро… как скоро они подготовят новую Конституцию?

– Неужели ты так мало нас знаешь, после стольких лет? – раздраженно проговорил Хашеми. – Как только мы захватываем власть, мы сразу используем ее, пока она не ускользнула. Новая Конституция вступила в силу с того момента, когда этого бедолагу Бахтияра предал Картер, когда его предали генералы и вынудили бежать из страны. Что касается Базаргана, набожного, честного, справедливого и демократически настроенного, назначенного Хомейни премьер-министром до проведения выборов, то этот несчастный сукин сын – всего лишь чурбан, на которого свалят все, что пойдет не так между нынешним моментом и будущим.

– Ты хочешь сказать, его сделают козлом отпущения? Будут судить?

– Суд? Какой суд? Разве я не говорил тебе, что этот комитет называет судом? Если ему предъявят обвинение, его расстреляют. Иншаллах! Последнее, и почему я не могу нормально соображать и настолько зол, что мне нужно напиться. Сегодня днем я услышал, очень частным образом, что САВАК тайно реорганизован, его перекрестят в САВАМА – и Абрим Пахмуди назначен его директором!

– Боже милосердный! – Армстронг почувствовал себя так, словно получил пинок ногой в живот. Абрим Пахмуди был одним из трех друзей шаха с младенческих лет, который ходил с ним в школу в Тегеране, а потом в Швейцарии, который поднялся до высоких должностей в Имперском совете, САВАК и, по слухам, стал для шаха самым желанным, после членов семьи, советником и который в это самое время, как считалось, прячется, выжидая возможности провести переговоры с правительством Базаргана от имени шаха об установлении конституционной монархии и отречения шаха от престола в пользу его сына Резы. – Боже милосердный! Это многое объясняет.

– Да уж, – с горечью согласился Хашеми. – Долгие годы этот ублюдок был участником практически каждой ключевой военной или политической встречи, каждой конференции глав государств, каждого тайного соглашения, а в последние дни еще и участником каждой встречи с американским послом, с американскими генералами, был причастен к каждому важному решению шаха, наших генералов, и он присутствовал всякий раз, когда обсуждался – и отклонялся – план государственного переворота. – Иранец был настолько зол, что по его щекам струились слезы. – Нас всех предали. Шаха, революцию, народ, тебя, меня – всех! Сколько раз за эти годы мы ходили к нему на доклад вместе, и еще я один в десятках других случаев? Со списками, именами, банковскими счетами, связями, секретами, которые только мы одни могли обнаружить и знать. Все… все в письменном виде, но только в одном экземпляре… разве не такое было правило? Нас всех предали.

Армстронг похолодел. Пахмуди, конечно, было известно о его связи со внутренней разведкой. Пахмуди должно быть известно все мало-мальски ценное о Джордже Талботе, о Мастерсоне, выполнявшем те же функции в ЦРУ, о Лавенове, его советском коллеге, все детали нашего планирования на случай чрезвычайных ситуаций, планов вторжения, операций по нейтрализации сверхсекретных точек радиолокационного наблюдения ЦРУ такими людьми, как молодой капитан Росс.

– Будь я проклят, – пробормотал он, одновременно испытывая ярость от того, что его собственные источники не предупредили его. Пахмуди, обходительный, умный, говорящий на трех языках и умеющий держать язык за зубами. Ни разу за все эти годы в отношении него не возникало ни малейших подозрений. Никогда. Как ему удавалось все время выходить сухим из воды, обманывать даже шаха, который постоянно устраивал людям из своего ближайшего окружения проверки, двойные проверки и перепроверки. И с полным правом, подумал Армстронг. Пять попыток покушения на него, пули у него в теле и в лице, разве не был он правителем народа, известного своей жестокостью к правителям и жестокостью правителей к нему?

Господи! Чем все это закончится?

В том же потоке машин. 21.15. Мак-Айвер дюйм за дюймом продвигался вперед, намного южнее, направляясь в район базара, где стоял дом Джареда Бакравана и его семьи. Том Локарт сидел рядом на переднем сиденье.

– Все образуется, – говорил Мак-Айвер, которого подташнивало от тревоги.

– Конечно, Мак. Никаких проблем.

– Да, можно не волноваться.

Когда Мак-Айвер в приподнятом настроении вернулся домой из министерства после встречи с Али Киа, он обнаружил в квартире Тома Локарта, прибывшего минутами раньше него. Новый всплеск радости при виде Тома, живого и невредимого, тут же погас, едва он увидел его лицо и услышал от Петтикина новости о переданном Фредди Эйром сообщении от Скота Гаваллана из Загроса, и о том, что Старка доставили в комитет Ковисса для допроса по поводу «исфаханского побега».

– Это все моя вина, Мак, больше ничья, – сказал Том Локарт.

– Нет, не твоя, Том. Мы оба угодили в ловушку. В любом случае, это я дал разрешение на полет, хотя Валику это и не помогло. Они все были на борту? Как, черт возьми, тебе удалось выбраться? Расскажи нам, что произошло, потом я свяжусь с Фредди. Хочешь выпить?