Шамал. Том 1

– Такой день хорош для катания на лыжах и на санках, Род, а не для того, чтобы трудиться в поте лица.

– Этот день хорош для того, чтобы убираться отсюда ко всем чертям, Том.

– Может, нам и не придется, – сказал Локарт. С воскресенья, когда у него вышел большой разговор с Ничак-ханом, он больше ничего не слышал ни от него, ни от кого-то еще из деревни. – Может быть, комитет передумает, или Мак добьется отмены его распоряжения. Это безумие вышвыривать нас отсюда, когда им нужна вся нефть, какую они могут добыть, а новая скважина на «Розе» – это золотое дно: Йеспер Алмквист говорит, она, по его расчетам, будет давать восемнадцать тысяч баррелей в сутки. Это почти триста шестьдесят тысяч долларов в день, Род.

– Муллы плевать хотели на нефть и вообще на все, кроме Аллаха, Корана или рая. Ты сам это говорил миллион раз. – Родригес вытер потек машинного масла. – Нам всем нужно было вместе с Йеспером двигать в Шираз, а оттуда – из Ирана. Нас тут никто не хочет видеть. Насири башку отстрелили, так? За что, спрашивается? Он был таким славным парнем. Никогда никому не сделал никакого зла. Нам приказали выметаться, так какого черта мы тут ждем?

– Может быть, комитет передумал. Нам тут одиннадцать буровых обслуживать.

– Все площадки работают по минимуму, вахтам не терпится убраться отсюда к чертям, тем более они и так несколько недель сидят тут без замены. – Родригес поднялся и стал вытирать руки, перепачканные маслом. – Это безумие торчать там, где тебя не хотят видеть. Молодой Скот держится как-то странно совсем, да и ты тоже, если разобраться.

– Чепуха, – сказал Локарт. Он никому не говорил о том, что, по рассказу Скота, действительно произошло на деревенской площади. Тревога вернулась к нему – за Скота, базу, Шахразаду, НВС и снова за Шахразаду, всегда Шахразада.

– Ничего не чепуха, – говорил между тем Родригес, – с самого возвращения из Тегерана ты сам не свой, дерганый какой-то. Хочешь остаться в Иране, Том, о'кей, ты – другое дело, ты женат. Я лично хочу отсюда уехать.

Локарт оторвался мыслями от Шахразады. Он прочел страх на лице друга.

– В чем проблема, Род?

Здоровяк поддернул ремень на чуть обозначившемся брюшке и снова застегнул свою парку.

– Меня чертовски нервируют мои фальшивые бумаги, Том. Черт, мне стоит только рот открыть, и сразу становится ясно, что никакой я не британец. Все мои визы и разрешения просрочены. У некоторых ребят тоже, но я тут единственный американец, я и в школе тогда рассказывал про Штаты, а чертовы муллы и Хомейни кричат, что я Сатана – это я-то, который всю жизнь был добропорядочным католиком, черт бы меня побрал! Я тут ночами не сплю.

– Так что ты раньше об этом молчал? Тебе и не нужно здесь оставаться, Род. 212-й должен лететь завтра. Почему бы тебе не отправиться вместе со Скотом? Как только доберешься до Эль-Шаргаза, можешь перевестись на работу в Нигерию или вообще куда захочешь.

Некоторое время Родригес молчал с безрадостным лицом.

– Мне бы это подошло, Том. Конечно. Если ты можешь об этом договориться, ты снял бы огромный груз с моей души.

– Считай, что дело в шляпе. Нам все равно придется посылать механика, так почему не тебя, ты старший.

– Спасибо, Том. Вот спасибо. – Родригес просиял. – Я только подтяну ножную педаль, пташка будет как новая.

Локарт увидел, что на грузовой вертолетной площадке трубы уже подготовили к отправке. Двое иранских рабочих ждали, чтобы зацепить подвесной крюк вертолета за рым-болт. Он уже полез в кабину, но остановился, заметив на тропе из деревни метрах в ста двух человек, которые шагали к базе, – Ничак-хан и с ним еще один иранец с карабином. С этого расстояния было нетрудно разглядеть на его рукаве зеленую повязку.

Локарт двинулся им навстречу, готовя свой мозг к тому, чтобы думать и говорить на фарси.

– Салам, Ничак-хан, салам, ага, – поприветствовал он и второго гостя, тоже бородатого, но гораздо моложе.

– Салам, – сказал Ничак, – вам дали время до пятого заката.

Локарт постарался скрыть свой шок. Сегодня был вторник, пятый день будет воскресенье. – Но, ваше превосходительство, э…

– До пятого заката, – сказал человек с зеленой повязкой без всякой вежливости. – В священный день вам запрещается работать или летать, лучше воздайте хвалу Аллаху, а после пятого заката, считая от сегодняшнего вечера, если все чужеземцы и их вертолеты не уйдут отсюда, база будет сожжена.

Локарт взглянул на него. Позади иранца стояла их кухня, из нее вышел Жан-Люк и направился к ним.

– За четыре рабочих дня будет очень трудно управиться, ага, и я не думаю…

– Иншаллах.

– Если мы уйдем, все вышки тоже должны будут закрыться. Только мы можем обслуживать их и работающих там людей. Это нанесет ущерб Ирану, это…

– Исламу не нужна нефть. Чужеземцам нужна нефть. Пять закатов. Да падет вина на вашу голову, если вы останетесь.

Ничак-хан искоса взглянул на своего молодого спутника. Потом сказал Локарту:

– Ага, я хочу отправиться с этим человеком, чтобы увидеть начальника итальянских чужеземцев. Я бы хотел отправиться прямо сейчас, пожалуйста.