Шамал. Том 2

– Конечно, ваше высочество. Ваш дворец тем временем взят под наблюдение. Вам никуда не нужно бежать. Пожалуйста, не предпринимайте ничего, чтобы помешать приезду Мзитрюка во вторник, ничего не делайте, чтобы внушать бунтовщикам в Азербайджане новые надежды. Что касается Пахмуди и САВАМА, они ничего не могут здесь сделать без моего одобрения. Теперь я закон в Тебризе. Подчинитесь – и я защищу вас, восстанете против меня – будете ему пешкешем!

Когда они ушли, ярость хана прорвалась наружу; Ахмед никогда не видел его в таком бешенстве. Пароксизм все нарастал, потом вдруг разом прекратился, и в следующий миг хан вытянулся на полу, а он смотрел на него сверху, ожидая увидеть мертвеца, но хан не умер. Просто лицо сделалось восковым, тело подергивалось, дыхание было прерывистым.

– На все воля Аллаха, – пробормотал Ахмед; он не хотел бы пережить этот вечер еще раз.

Голубой зал. 11.15. Когда они остались совсем одни, Хаким подхватил ее и закружил в объятиях.

– О, это чудесно, чудесно, чудесно видеть тебя снова… – начала она, но он прошептал:

– Потише, Азадэ, здесь повсюду уши, и кто-нибудь обязательно истолкует все неправильно и снова солжет.

– Наджуд? Будь она проклята навеки и…

– Шшш, дорогая, теперь она не может причинить нам зла. Я наследник, официально.

– О, расскажи мне, что произошло, расскажи мне все!

Они сели на длинную кушетку с подушками, и Хаким начал рассказывать, едва не захлебываясь словами:

– Сначала Эрикки: выкуп – десять миллионов риалов, за него и за 212-й, и…

– Отец может сбить цену и заплатить, у него, конечно же, есть эти деньги, потом отыскать их и разорвать на куски.

– Да-да, разумеется, он может заплатить, и он сказал мне в присутствии Ахмеда, что займется этим сразу же, как ты вернешься, и это правда, он сделал меня наследником при условии, что я поклянусь Аллахом оберегать и лелеять маленького Хасана, как оберегаю и лелею тебя, – я, конечно, сразу же и с радостью на это согласился, – и еще он сказал, что ты должна поклясться Аллахом, что будешь так же к нему относится, что мы оба поклянемся остаться в Тебризе: я – чтобы научиться, как наследовать ему, ты – чтобы помогать мне и быть рядом, и, о, мы будем так счастливы!

– И это все, что мы должны сделать? – спросила она, не веря своим ушам.

– Да, это все. Он объявил меня наследником в присутствии всей семьи – они все выглядели так, что я думал, они умрут на месте, но это все неважно. Отец назвал перед ними все условия, и я сразу же их принял, разумеется, как и ты их примешь, да и зачем бы мы стали отказываться?

– Конечно, конечно, все что угодно! Аллах присматривает за нами! – Она снова обняла его, зарывшись лицом в его плечо, чтобы вытереть о него слезы счастья. Все дорогу от Тегерана – путешествие было ужасным, и Ахмед почти не разговаривал с ней – она заранее ужасалась тем условиям, которые поставит отец. Но теперь? – Это невероятно, Хаким, это волшебство какое-то! Конечно, мы будем беречь маленького Хасана, и ты передашь ханский титул ему или его наследникам, если таково желание отца. Да хранит нас Аллах, хранит его и Эрикки, и Эрикки сможет летать, сколько ему захочется, почему бы нет? О, это будет так чудесно. – Она вытерла глаза. – Я, наверное, выгляжу ужасно.

– Ты выглядишь восхитительно. А теперь расскажи мне, что приключилось с тобой. Я знаю только, что тебя схватили в деревне с… с британским диверсантом, а потом ты каким-то образом сбежала оттуда.

– Это было еще одно чудо, только с помощью Аллаха такое могло случиться, Хаким, но в тот момент все было ужасно, этот злобный мулла… я не помню, как мы оттуда выбрались, помню только то, что Джонни… Джонни потом мне рассказал. Мой Ясноглазый Джонни, Хаким.

Его глаза широко раскрылись.

– Джонни из Швейцарии?

– Да. Это был он, он и был тем британским офицером.

– Но каким образом?.. Это кажется невозможным.

– Он спас мне жизнь, Хаким, и, о, мне столько тебе надо рассказать.

– Когда отец узнал про деревню, он… ты ведь знаешь, что муллу застрелили «зеленые повязки», да?

– Я сама не помню, но Джонни говорил мне.

– Когда отец узнал про деревню, он велел Ахмеду притащить старосту сюда, допросил его, потом отослал обратно, приказал побить его камнями, отрубить руки мяснику, а потом сжечь всю деревню. Сжечь деревню – это была моя идея… надо же, какие псы!

Азадэ была глубоко потрясена. Сжечь всю деревню – это была слишком ужасная месть.

Но Хаким не позволил никаким чувствам нарушить свою эйфорию.

– Азадэ, отец снял охранника, и я могу ходить где мне вздумается… я даже взял машину и съездил в Тебриз, один. Все обращаются со мной как с наследником, вся семья, даже Наджуд, хотя я знаю, что втайне она зубами скрежещет и с ней нужно быть очень осторожным. Это… это совсем не то, чего я ожидал. – Он рассказал, как его фактически притащили сюда из Хоя, как он ждал, что его убьют или искалечат. – Помнишь, когда меня изгоняли, он проклял меня и сказал, что шах Аббас знал, как следует поступать с сыновьями-изменниками?