Как только он стал соотносить прыгающий мяч с ударением и эмфазой, она разработала серию упражнений с грифельной доской и мелом, выписывая слова печатными буквами, а затем рисуя маленькие кружочки над слогами, которые получали обычное ударение, и большие круги — над слогами, получавшими основное ударение, эмфазу: «Со-бор. Доб-ро-е ут-ро. Кар-ти-на. Сто-ро-на. Го-ра».
Роб Джей тоже принимал участие в занятиях, обучая Шамана жонглировать, и к ним часто присоединялись Алекс и Мэл Говард. Роб иногда жонглировал, чтобы развлечь их, и однажды они тоже захотели попробовать, но получалось у них плохо. Однако Роб стимулировал упорные тренировки. «В Килмарноке всех детей Коулов учат жонглировать. Это старый семейный обычай. Если они могут научиться этому, то и вы можете», — сказал он, и они решили, что он прав. К его разочарованию, мальчик Говарда оказался лучшим жонглером из всех троих и вскоре начал управляться с четырьмя мячами. Но Шаман наступал ему на пятки, и Алекс упорно тренировался, пока не научился удерживать в воздухе три мячика, что и не замедлил продемонстрировать им с величайшей гордостью. Цель, однако, состояла не в том, чтобы превратить мальчиков в фокусников, но в том, чтобы дать Шаману понимание смены ритма, и она была достигнута.
Однажды днем, когда мисс Барнем сидела за фортепиано Лилиан Гайгер и учила Шамана говорить, она оторвала его руку от инструмента и положила себе на горло.
— Когда я говорю, — сказала она, — связки у меня в гортани вибрируют, как струны фортепиано. Ты чувствуешь эти колебания, чувствуешь, как они изменяются от слова к слову?
Он радостно кивнул, и они улыбнулись друг другу.
— О, Шаман! — воскликнула Дороти Барнем, убирая его ладонь со своего горла и сжимая ее. — Ты делаешь такие успехи! Но тебе необходимы постоянные тренировки, а во время учебного года я не смогу уделять тебе достаточно времени. Есть ли кто-то, кто мог бы помочь тебе?
Шаман знал, что отец очень много времени уделяет врачебной практике. Мать была занята работой в церкви, и он чувствовал, что она не хочет лечить его глухоту: его это озадачивало, но не беспокоило. Алекс же убегал гулять с Мэлом, как только выполнял свою работу на ферме.
Дороти вздохнула.
— Где же нам найти того, кто сможет регулярно заниматься с тобой?
— Я с удовольствием помогу, — неожиданно прозвучал чей-то голос. Звук донесся из большого кресла с подголовником, набитым конским волосом, которое стояло спинкой к фортепиано. К удивлению Дороти, с кресла встала Рэйчел Гайгер и быстро подошла к ним.
Как часто, спросила она себя, девочка сидела там, никем не замеченная, и слушала их упражнения?
— Я знаю, что могу сделать это, мисс Барнем, — произнесла Рэйчел.
Шаман, похоже, обрадовался.
Дороти улыбнулась Рэйчел и пожала ей руку.
— Я уверена, что ты справишься просто блестяще, дорогая, — сказала она.
Роб Джей не получил ни единого слова в ответ на все свои письма, которые он разослал в связи с гибелью Маквы. Однажды вечером он сел и перенес свое разочарование на бумагу, написав еще одно письмо, более резкое по тону, пытаясь взбаламутить липкую грязь.
Он отправил несколько таких писем по тем же адресам, что и раньше, надеясь, что новый, резкий стиль принесет хоть какие-то результаты.
Никто не обращался к нему ни по какому вопросу, сердито думал он. Он вырыл тайник в сарае в безумной спешке, но теперь, когда тот был готов, он не получал никаких вестей от Джорджа Клайберна. Сначала, пока дни превращались в недели, он много думал о том, как именно получит сигнал; но со временем стал задаваться вопросом, почему его игнорируют. Он выбросил тайник из головы и стал наблюдать за тем, как дни становятся все короче, как длинные гусиные клинья тянутся на юг, разрезая синее небо, и как журчит вода в реке, становясь кристально чистой по мере того, как на смену теплу приходит холод. Однажды утром он въехал в деревню, и Кэррол Вилкенсон встал с кресла на крыльце универсального магазина и направился туда, где Роб Джей слезал с маленькой пегой лошадки с выгнутой дугой шеей.
— Новая лошадь, доктор?