Шаман

— Следующий! — выкрикнул он. Тут же внесли следующего пациента, и Роб Джей с головой ушел в работу.

Подвал был не таким уж маленьким, примерно двадцать на сорок футов. В другом конце помещения стоял еще один стол, где работал другой хирург, но они с Робом лишь изредка поглядывали друг на друга и обменялись от силы парой слов. Только ближе к вечеру Роб Джей ободрил другого доктора, сказал, что тот отлично поработал, на что получил ответную похвалу, а затем оба они вновь сосредоточились каждый на своем столе. Роб Джей вытаскивал пули и осколки металла, возвращал на свое место выпавшие внутренности, зашивал раны, ампутировал конечности. Ампутировал снова и снова. Пули Минье обладали низкой скоростью на излете, и поэтому наносили особенно большой урон, буквально кроша кости. Если пуля проникала в живую плоть или дробила кости на крупные осколки, единственным выходом для хирургов оставалась ампутация. На грязном полу между Робом Джеем и вторым хирургом росла куча рук и ног. Время от времени приходили подручные и куда-то уносили отрезанные конечности.

Спустя четыре или пять часов в подвал ворвался полковник, одетый в серую форму, и объявил докторам, что они взяты в плен войсками Конфедерации.

— Мы — солдаты получше, чем вы, парни! Мы захватили весь город. Ваши войска отброшены к северу. Мы взяли в плен тысячи четыре ваших.

На это докторам было нечего ответить. Второй хирург взглянул на Роба Джея и пожал плечами. Роб Джей в этот момент оперировал и попросил полковника не загораживать ему свет.

Когда случалось короткое временное затишье, он пытался вздремнуть хоть пару минут. Но такая возможность выпадала ему нечасто. Бойцам, участвовавшим в битвах, удавалось выспаться ночью, а вот доктора вынуждены были трудиться без перерыва, пытаясь спасти людей, вышедших из строя. В подвале не было окон, поэтому лампы не выключались ни на минуту. Вскоре Роб Джей окончательно утратил чувство времени.

— Следующий! — продолжал выкрикивать он.

Следующий! Следующий! Следующий!

Его работа была равносильна чистке Авгиевых конюшен, потому что не успевал он закончить с одним пациентом, как тут же вносили другого. Некоторые из них были одеты в залитую кровью, изорванную в клочья серую форму, на некоторых была такая же, только голубая. Очень скоро он понял, что поток раненых не закончится никогда.

Однако их запасы отнюдь не были неисчерпаемыми: больница израсходовала почти весь перевязочный материал, кончались и запасы пищи. Тот же полковник, который чуть раньше хвалился тем, что южане — лучшие солдаты, теперь сообщил ему, что у южан больше нет ни хлороформа, ни эфира.

— Вы не в состоянии ни одеть их, ни утолить их боль. Поэтому в конце концов вы потерпите поражение, — сухо ответил Роб Джей без всякой радости в голосе и попросил полковника принести остатки запасов спиртного. Полковник ушел. По его приказу принесли немного виски для пациентов и горячего супа из голубятины для хирургов, который Роб Джей проглотил так быстро, что даже не успел почувствовать вкуса.

В отсутствие анестезии ему пришлось задействовать в операциях нескольких сильных мужчин, чтобы те держали пациента. Он был вынужден снова оперировать в таких же условиях, в каких его учил Вильям Фергюсон, когда он был моложе и должен был резать, зашивать, пилить очень быстро и уверенно. Пострадавшие кричали и бились от боли в его руках. Доктор работал молча, его глаза оставались открытыми, хоть он и часто моргал от усталости. Он чувствовал, как его ступни и колени отекают и наливаются болью, но лишь иногда, когда подручные выносили одного пациента и вносили другого, позволял себе немного размять пальцы, потирая руки. Ранения попадались всегда разные, оказалось, что люди изобрели такое великое множество способов истреблять себе подобных, что все пациенты стали похожи друг на друга, практически превратились в близнецов — даже те, кому полностью оторвало осколком снаряда челюсть или гениталии, либо те, кто остался незрячим после взрыва.

Так прошло много времени, один час сменялся другим.

Роб поймал себя на мысли, что большую часть своей жизни провел в маленькой сырой комнатушке, отрезая людям конечности, и что обречен быть здесь до конца своих дней. Но постепенно звуки, доносящиеся снаружи, сменились другими. Люди в церкви уже привыкли к воплям и крикам, к свисту пуль и снарядов, к взрывам мин и даже к тому, как сотрясаются от близких взрывов стены. Но теперь звуки перестрелки и артиллерийская канонада достигли нового крещендо, слившись в бесконечный неистовый рев. Так продолжалось несколько часов. И вдруг воцарилась тишина, благодаря которой те, кто пережидал в церкви, вновь обрели способность слышать друг друга. Потом раздался вой — нарастающий звериный рев, вырывающийся из многих тысяч глоток! Он становился все громче и громче, напоминая шум океана. Роб Джей отправил одного из конфедератов узнать, что же происходит снаружи, тот вернулся и отрывисто бросил, что «это чертовы проклятущие янки празднуют победу», вот что там происходит.