Шаман

До чего глупа она была тогда! Она ревновала Олега к химии. Спешила выбросить его вонючий костюм на балкон, а Олега поскорее затолкать в ванную, к воде и душистому мылу, чтобы он стал только её Олегом. Она включала его в общую орбиту с Ильёй и Варей, подсовывала понравившуюся ей книгу, тащила в театр на новый спектакль или в Архангельское — хотела, чтобы он любил то, что любит она.

Голова к голове, плечо к плечу… шестнадцать лет вместе.

— Мама, смотри, как интересно! Колокола, мама! И понавесили цветные лоскутки! Зачем? Это совсем не так, как в нашей церкви, да, мама?

Автобус затормозил. Через мгновение они с Олей очутились перед дацаном.

Лоскутки — детская наивность. Но дацан светится! Откуда, интересно, берётся этот свет? Нине стало не по себе. На неё пахнуло Вечностью. Страх приковал ноги к земле, Страх толкал — войди! Страх не пускал.

Она видела себя со стороны — бледная, с лихорадочно блестящими глазами! Чувствовала, как жалка она на фоне дацана. Тощая шея едва удерживает голову, плечи приподняты в напряжении. Кажется, в ней одной сейчас страх всех людей перед смертью и непонятностью, перед жестокостью жизни. Смертью Олега она пересеклась с вечными тайнами.

Сначала, с солнца, ничего не увидела. Долго привыкала к полумраку.

На стенах — красочные, многосюжетные картины. Каждая картина — своя история.

Людей в дацане немного: человек десять — по одному, по два и группа туристов с фотоаппаратами. Им что-то тихо рассказывает старый служитель. Лицо у него жёлтое, губы сухие. Нина прислушивается.

— Этот храм в Иволге — единственный бурятский храм в Советском Союзе, своего рода духовный центр верующих. Здесь представлена северная ветвь буддизма, она реформирована, смешана с языческими мифами. — Хрипловатый голос служителя будничен. Обычный музей, обычный экскурсовод. Говорит по-русски. Значит, группа русская.

Зачем ей этот храм? Зачем ей нужна чужая вера? Но рассказ служителя тревожит. Она подходит ближе и теперь ловит каждое слово.

— Создателем этого своеобразного вероучения был уроженец Тибета — Дзонхава, что в переводе означает «Дикий лук». Дзонхава жил в тех местах, где дикого лука было очень много. — Служитель помолчал немного, почмокал губами, словно хотел оживить их, сделать менее сухими, снова заговорил равнодушно: — Это довольно наивная разновидность классического буддизма, однако она сохранила его основные понятия, в том числе такие, как достижение нирваны, то есть вечного блаженства в результате ряда перерождений. Вы, наверное, слышали об этом. Душа человека способна переродиться в различные существа и после всех испытаний и страданий достигнуть наконец совершенства и бессмертия. — Служитель перешёл к громадной картине, Нина почти побежала за ним. — Вот смотрите, — сказал бесцветно, — на ваших глазах происходит перевоплощение души в различных птиц, зверей, гадов. По преданию, Будда в минуту откровения сказал одному из своих учеников: «Помню, тысячу лет назад я был козлёнком».

Интерес пропал. Скучно разглядывала Нина лица зверей и птиц. Ей чужда и эта легенда, и эта религия, но служитель явно знает то, что знает Кеша.

— Мама, я слышала, помнишь, ты говорила дяде Илье, что была когда-то бездомной собакой, — довольно громко сказала Оля. — Ты говорила, в войну ты изголодалась, измёрзлась, поэтому и жалеешь бездомных собак! Видишь, значит, это правда! Надо же!

Нина растерянно покосилась на дочь.

— А вот встреча Гаутамы, будущего Будды, с тремя различными видами страданий: болезнью, старостью, нищетой. В царевиче рождаются сострадание и совесть. Он учится понимать чужую боль. — Нина вздрогнула. На неё пристально смотрит Олег. Так она и знала! Олег должен был вернуться к ней. И он вернулся. Сверху, из вечной жизни.

Она шагнула к Олегу. Так он смотрел на неё, когда нужно было ехать в роддом. Олег готов был сам, за неё принять все страдания, он мучился её схватками. А она не боялась, хотела рожать. Хотела испытать муки — рождаться человек должен в муках.

— Пойдём отсюда, мама! — Оля, цепко ухватившись за руку, тянула её к выходу, но Нина не могла оторваться от лица Олега. — Мама, — шептала Оля, — на тебя все смотрят, пойдём.

— Через много лет царевичу Гаутаме открылся истинный смысл человеческой жизни: отказ от всего земного, от всего мирского, — перебил Олю голос служителя. — Высший смысл жизни — в созерцательности. Только уйдя из жизни, душа становится недоступной всему земному, суетному, грешному, всему преходящему, она устремляется туда, где ей уготовано высшее блаженство, блаженство вечное.

Нина понимала, о чём говорит служитель. Только жизнь неба, снега, листьев, деревьев торжественна и исполнена смысла, это — жизнь мироздания, тайная, до конца не дающаяся человеческому уму, к этой жизни её приобщает Кеша. «Он растворился в природе», — писал Шекли. Да, Олег растворился в мироздании, стал одним из его атомов, одной из его составных. А сейчас он зовёт её к себе, в новую, общую жизнь. Она тоже растворится в природе. Вместе с Олегом. Так просто. И совсем не страшно!