Шаман

Его, бедолагу, еле отпустили из госпиталя под расписку, одна нога у него загипсована, на ребрах тоже гипсовый корсет. Дорого обошлось Дрюне знакомство с Гретой и ее приятелями. По лестнице он теперь ходить не может, так что студию над верандой ему пришлось уступить Резиновому Шайтану. Ли страшно доволен: там прекрасная звукоизоляция, и он может слушать Боба Марли на полную катушку. А Дрюню мы разместили в нижней спальне. Там темновато: ее окна выходят на стену, увитую плющом. Но Дрюня уверяет, что ему это очень нравится.

Мы сидим на веранде — Нэнси притащила сверху подушки, и они с Иваном устроились на полу. Дрюня, неестественно прямой из-за гипса, столбом торчит в плетеном кресле, его загипсованная нога покоится на табуретке, и наш рыжий сейчас больше всего напоминает Дон Кихота после схватки с ветряными мельницами. Мы с Тошкой сидим на плетеном диванчике у окна. Резиновый Шайтан оборачивается к нам от дверей в сад.

— Этот вяз весь свет загораживает. Может, нам его спилить, а, пипл?

— Нет, — я протестующе мотаю головой. — Пусть загораживает. Я его люблю.

— Ну, если любишь, тогда другое дело, — Ли покладисто кивает и открывает дверь. — Пойдемте воздухом подышим, там землей пахнет после дождя, прямо весна!..

— Ага, весна, — не соглашается Нэнси. — Рождество скоро! Закрой дверь-то, дует.

Но мы с Тошкой поднимаемся и выходим следом за Резиновым Шайтаном. Он стоит посреди двора, задрав голову к ярким осенним звездам, и с наслаждением вдыхает сырой холодный воздух. Китайская звенелка на ветке позванивает еле слышно. В эркере наверху теплится меж легких занавесок неяркий теплый свет настольной лампы.

— Ты молодец, киска, — произносит Резиновый Шайтан, по-прежнему глядя в небо. — Я говорил тебе? Ты молодец.

Он оборачивается к нам, и его белые зубы на мгновение ярко сверкают.

— Я бы на тебе женился, киска, да боюсь, мой брат будет против.

Тошка молча улыбается. Его рука по-прежнему лежит на моем плече.

— Мы все молодцы, без ложной скромности, да? — Резиновый Шайтан достает сигареты, и огонек зажигалки освещает его красивое черное лицо. — Я тоже был недурен, когда мы с тобой подпалили Астароту шерсть, брат. Ну, так что, могу я расчитывать, — он хитро косится на мой пока еще плоский живот, — что сына вы назовете Ли?..

Я поднимаю голову к эркеру. Занавеска колышется, хотя окно закрыто и ветра нет. За тонким стеклом стоит Рози, прижимая к себе куклу в розовом платье. Тошка тоже поднимает голову, но я не знаю, видит ли он то же, что вижу я — его очки, как обычно, отсвечивают, не давая разглядеть выражения глаз.

— У нас будет дочка, Ли, — говорю я и улыбаюсь. — Мы назовем ее Ли Роз.

Занавеска тихо опускается на место. За стеклом теперь никого нет — только мягкий свет лампы, золотым квадратом ложащийся на увядшую осеннюю траву под окнами нашего прекрасного старого дома.