Едва мы поднесли к губам налитый Степаном спирт, как занавеска решительно распахнулась и раздался негодующий голос Катерины: — Ах вы, анчихристы! Ах вы, вражье племя! Эвто вы ж у меня умыкнули? Ну, погодь, Стёпа, я тебе припомню!
Мы торопливо усугубили свою вину, опрокинув содержимое кружек, и засунули в рот сахар. Катерина хлестанула зажатой в руке юбкой по чубатой голове казака, затем, наклонившись, вырвала у него из рук стеклянную баклажку.
Степан, воспользовавшись моментом, обхватил Катерину за талию и впился своими губами в губы девушки. Поцелуй был долгим. Катерина для приличия посопротивлялась, а затем сникла.
— А теперь хучь убей, — отстраняясь, усмехнулся Степан.
— А ну спать, — торопливо выкрикнула девушка и шмыгнула за занавесь.
Степан откинулся на спину и закинул руки за голову.
— А вкусно, как монпансье, — довольно проурчал он.
— Ну, погодь, чёрт чубатый, — донеслось с девичьей половины, — ажбы цаловаться научился. А то обмуслявил всю, словно телушка.
— Дак вот и поучила бы, — невозмутимо отозвался Степан. — Надсмехаться-то все горазды.
На сопредельной территории раздалось весёлое шушуканье, которое периодически сопровождалось взрывами смеха. От выпитого спирта и усталости голова моя приятно кружилась, а глаза предательски слипались. После недолгой борьбы с самим собой и сном я отключился.
Проснулся я почувствовав кого-то постороннего рядом с собой. Сердце гулко забухало, а к лицу прилила кровь. Я уже знал, кто этот посторонний. Вернее, посторонняя. Я притянул склонённую надо мной голову и приник к её губам. Девушка испуганно охнула, но негромко, чтобы не разбудить остальных. Мы чуть не задохнулись — таким продолжительным и сладким оказался первый поцелуй.
Превозмогая лёгкое сопротивление, я уложил девушку рядом с собой и накрыл одеялом. Луиза доверчиво прижалась ко мне и прошептала: — Любый мой, я сама пришла. Но прошу тебя, не обижай меня. Я ещё не готова.
И столько в её голосе было искренности и детской непосредственности, что у меня засвербело в горле. Я стал совершенно ручным. Теперь она могла вить из меня верёвки. Каким-то своим женским чутьём она это поняла и удовлетворённо улыбнулась.
Хотя в палатке было совершенно темно и я не мог видеть этой улыбки, готов поспорить на что угодно, что она, действительно, улыбнулась.
Я привлёк её к себе и, сгорая от нежности, стал осыпать поцелуями. Она неумело мне отвечала. С каждым поцелуем её губы наполнялись страстью и неуёмным желанием. В ней просыпалась самка. Однако, когда ситуация пыталась выйти из-под контроля, Луиза упиралась в мою грудь руками и шептала: — Мишенька, родненький, нет…
И я послушно отстранялся, давая своему телу прийти в себя.
Поверите ли, нет, но мы лежали совершенно обнажённые, и у меня даже в мыслях не было желания причинить ей обиду.
Мы губами и руками знакомились с сокровенными тайнами наших тел. Нам было хорошо.
Незаметно подкрался рассвет, и Луиза, испуганно ойкнув, высвободилась из моих рук. С лёгким шелестом она надевала на себя предметы женского туалета, а я представлял, какие места её совершенного тела ткань обнимает в этот момент.
Закончив с одеждой, она порывисто наклонилась ко мне и, одарив на прощание лёгким поцелуем, проскользнула на свою половину.
Три дня бушевал шторм и лил дождь. Трое суток Амур показывал свой нрав. Но это были самые счастливые дни и ночи за всё время моего пребывания в девятнадцатом веке. Каждая из этих ночей не походила на другую. Это были ночи страсти и любви.
Глава 17
Кто такие ачаны и герои крепости Ачан?
Что такое судьба? Как понять все её зигзаги? Почему она в те или иные моменты жизни заставляет нас поступать так, а не иначе? До каких границ может простираться везение? Или это тоже происки Провидения, или, иначе говоря, перст судьбы? На эти вопросы я попытался дать ответ после произошедших вслед за штормом событий.
Минуло три дня нашего вынужденного сидения в ожидании, когда разгулявшаяся стихия сжалится над нами и выпустит из своего капкана. И вот под утро четвёртых суток мы были разбужены чириканьем птиц. Природа, словно уставшая женщина, выплеснула все свои негативные эмоции и успокоилась, став ласковой и умиротворённой. Наш плавучий дом вновь поймал течение Амура и устремился вниз, навстречу неизвестности. Что ожидает нас там?