Шаман-гора (СИ)

И всё уже складывалось по-доброму. Казаки начали готовить земли под пашню. Но неожиданно все дауры сели на коней… и поминай как звали. Не стало у Хабарова данников. Да и казаки остались без женского пригляду и ласки. Поэтому приказал Ерофей Павлович править свои корчи дальше. За Толгаевым городищем кончались земли дауров и начинались владения тунгусских племён. Эти дикие людишки тоже не желали добром отдавать ясак для русского царя, и поэтому казаки с ними долго не возились.

Брали в залог аманатов^[18] и захватывали скотину».

Я подумал, что поход Хабарова по своей сути был обыкновенным грабительским набегом. Он ничем не отличался от набегов маньчжурских ханов, и смысл его сводился к одному — жажде наживы. Оказывается, не так уж и чисты были помыслами наши прадеды при добывании для царя новых земель. Обижали казаки аборигенов, да так, что те целыми племенами снимались с обжитых мест и уходили в тайгу. Благо её на Дальнем Востоке в избытке.

Между тем Степан продолжал: «В поисках новых данников отряд Хабарова миновал устья Сунгари и Уссури. Миновал он и те места, где сейчас стоит пост Хабаровка. И вот отряд искателей новых земель добрался до мест, где проживал народ ачанов. Нынче эти люди называют себя нанайцами. Здесь, в центре ачанского улуса, и заложили люди Хабарова свою крепость под прозванием Ачанская. На пороге уже стояла зима».

Мне вдруг подумалось, уж не одно и то же это место — крепость Ачан и нанайское стойбище, которое и в мои дни называется Очан? Если это так, то выходит, что Хабаров построил свою крепость на протоке между Амуром и озером Болонь, хотя это не доказательство. Мало ли похожих названий? А если это так, то я ведь был знаком с теми местами. И даже заканчивал на железнодорожной станции Болонь школу, а в озере рыбу ловил…

Интерес мой к рассказу казака повысился.

«Зиму пережили хорошо, — продолжал Степан. — Но весной, откуда ни возьмись, под стенами Ачана объявилось маньчжурское войско числом около двух тысяч всадников. Все воины были при конях и имели справные брони. Кроме того, у них имелись пушки и пищали. А командовал той силой богдойский военачальник Хойсэ.

Первым приближение врага обнаружил мой пращур Андрей Кольцо. Он поднял тревогу. Но всё одно, не все казаки отражали первый приступ врагов одетыми в брони. Недостало времени.

Маньчжуры, воспользовавшись внезапностью нападения, пробили в стене Ачанской крепости брешь. И через те проломные стены повалила в крепость сила великая. Обрадовавшись первому успеху, один из маньчжурских князей приказал не рубить и не жечь казаков, а имать их живыми.

Казаки уже начали промеж собой прощаться и просить не поминать былых обид. Но тут над осаждёнными раздался клич Ерофея Павловича: «Казаки, вспомним славу свою казачью! Не посрамим чести отцов наших и дедов! Все, как един человек, встанем супротив государевых недругов. Все погибнем, а живыми в руки супостатов не дадимся». Затем он приказал прямо напротив пролома выкатить пушку медную. И стали они бить по врагу в упор. Кроме того, стали они бить по недругу из других пушек и пищалей. Нанесли они уже обрадовавшемуся своей близкой победе неприятелю урон превеликий. Побежали от стен Ачанских маньчжуры в страхе необъятном, видя смерть сородичей своих. Никто не смог остановить их бега. А Хабаров и казаки не стали задаром терять времени и силою в полторы сотни людей устремились вослед бегункам. Не давая опомниться басурманской силе, они обрушились на стан маньчжуров. Десять воинов неприятельских приходилось на одного казака. Но не выдержали они яростной атаки готовых к смерти людей.

И тогда в страхе великом побежали они в разные стороны и наказали они всем знакомцам и детям своим: «Не ходите воевать с людом русским, ибо дики и необузданны они в гневе своём».

Понесли богдойцы в том сражении урон великий. Почитай, цельная тыща нехристей, без двух сотен, сложили там свои некрещёные головы. Казаки же потеряли десять человек убитыми, и каждый второй был ранен. Окромя этого, богатые трохфеи достались казакам: более восьми сотен лошадей, хлебного запасу в полном достатке, скорострельных пищалей около двух десятков да две пушки железных».

— Неужели твои прадеды так досконально помнили все эти цифры и пересказывали в полной точности это повествование своим детям? — недоверчиво перебил я рассказ Степана.

— Не извольте сумлеваться, господа хорошие, — уверенно ответил Степан. — Казак, Мишаня, завсегда трохвей считать мог.

— Знаю, знаю, — поднял я руки, сдаваясь. — Потому как казак трохвеем живёт, — передразнил я его.

— Ну вот, и что тут непонятного? — удовлетворённо кивнул головой Степан.

— Всё, всё, сдаюсь, — засмеялся я, не выдержав железных казачьих доводов. — Рассказывай дальше.