Шаман из космоса

Настоящий бариста может посоревноваться с Бальзаком в количестве выпитого кофе за день. Никита действительно был кофеманом: он обожал не только двойной американо, но и капучино (без приторных сиропов), мог выпить чашечку-другую хорошего латте, а медовый раф время от времени становился для него главным предметом мечтаний в середине рабочего дня. Единственное, что он не мог заставить себя полюбить – это фраппе. Кофе должен согревать, а не остужать пылкое сердце. В мире и так слишком много холодных напитков, как, впрочем, и хладнокровных людей. А он любил наблюдать, как робкая улыбка зарождается на чьём-нибудь лице и ледяные пальцы наконец-то согреваются, обнимая горячую кружку. Конечно, Никита относился к чужим вкусам с надлежащим уважением и ничем не выказывал собственных чувств.

Но отвратительнее всего казался ему мятный сироп, щедро добавленный в холодный кофе. Когда всё же какой-нибудь отчаянный посетитель делал подобный заказ, бариста едва сдерживал себя. Ему хотелось покрутить пальцем у виска и заявить о том, что он отказывается добровольно портить напиток богов. Почему вообще Никита вспомнил вкус мятного фраппе? Так называлась следующая остановка, и волей-неволей приходилось выходить из автобуса (юноша всё ещё не мог забыть то неприятное ощущение, когда неведомая сила подхватила его сопротивляющееся тело и бросила на произвол судьбы – прямо в объятия вереска). Задумавшись, бариста не заметил, что взбалмошный попутчик поставил ему подножку. Никита скатился со ступенек и ободрал локти до крови. Мира протянула ему руку и бросила испепеляющий взгляд на довольного Кита.

– Совсем с катушек слетел? – потирая ушибленное место, закричал бариста. Он стиснул руку мальчишки так, что та хрустнула. Кит высвободил запястье и закатил глаза, всем своим видом пытаясь показать, что ему абсолютно всё равно и он не испытывает никаких угрызений совести. Его большой рот искривился в нахальной усмешке.

– Пожалуйста, не делай так в следующий раз, хорошо? – попросила Мира. Кит сделал вид, будто не расслышал слова девушки с малиновыми волосами. Он только слегка поморщился, точно мимо пролетела муха.

Никита понял: подруга едва удержалась, чтобы не влепить обидчику пощёчину. Он и сам мечтал проучить этого мальчишку, но останавливало только одно – это был всё-таки ребёнок. Именно поэтому кофевар сменил тему:

– Кстати, почему ты пошёл с нами?

– Это же остановка. Я не могу находиться в автобусе, – Кит пожал плечами. В лучах солнца его веснушчатое лицо казалось таким же рыжим, как взлохмаченные волосы.

– Но ты исчез в прошлый раз. Где ты был? – Никита сощурил глаза: что-то в этом мальчишке настораживало его, и не только отсутствие воспитания и природная наглость. «Что же может скрывать этот трудный подросток?» – внезапно подумал юноша. Кит отвёл взгляд, отвернулся, пнул попавшийся под ноги булыжник и как можно небрежнее бросил:

– Это не твоё дело.

– Прекрати огрызаться, – Мира сжала плечи мальчишки и развернула к себе. Девушка действительно была сильной противницей. Никита всё ещё не мог забыть, как она самоотверженно сражалась с гигантскими воронами, ослепляя врагов яркими вспышками. Кит попытался оттолкнуть девушку, но её руки оказались слишком крепкими.

– Тебя в детстве, что, облили ведром с краской? – не нашёл более оригинального оскорбления мальчик.

Мира не ответила, отпустила его, достала из сумки влажные салфетки и тщательно вытерла руки.

– Этот червяк такой слизкий, – пробормотала она. Никита прыснул от смеха: с Мирой точно не соскучишься.

– На самом деле, – пояснила она уже Никите, – цветные волосы – это состояние души. На очереди – синий цвет, затем – зелёный и, может быть, что-то ещё. Я не собираюсь останавливаться.

– Мне очень нравится, – ответил бариста.

Фраппе с мятой оказался чем-то вроде торгового пригорода. По крайней мере, ребята сразу попали на ярмарку, и от количества товаров на прилавках разбегались глаза. Впрочем, никакого разнообразия тут не было: Никита заметил, что в каждой торговой палатке продаются только часы. Настенные, наручные, электронные, напольные, карманные… Казалось, здесь всё подчиняется велению брегета; то и дело слышалось кукование кукушки, которая напоминала о бренности всего живого и чувствующего. Мира сняла ветровку и завязала её на бёдрах. Палящее солнце душило несчастных прохожих. Никита расстегнул верхние пуговицы на рубашке и закатал джинсы до колен. Жара породила жажду, и всё потеряло какой-либо смысл, пока простейшая физиологическая потребность оставалась неудовлетворённой. Бариста подумал, что название этого места вполне объяснимо: если и пить кофе в такую погоду, то, разумеется, ничего кроме фраппе. А мятный сироп как-никак приятно освежает. Кит достал из рюкзака бутылку воды и приложился к горлышку. Никита отвернулся, чтобы не видеть, как неприятель жадными глотками пьёт священную жидкость.

– Знаешь, сразу вспоминается картина Сальвадора Дали, – заметила Мира.

– Ага. «Постоянство памяти», – согласился Никита. Когда в такую жару смотришь на циферблаты часов, они кажутся расплавленными.