Шаман наших дней

Будто пятна крови Иоанна Крестителя на золотом подносе, алели спелые яблоки среди вороха опавшей листвы. С глухим уханьем вгрызался топор в древесину и вырывал её ошметки, чтобы швырнуть их на землю и вцепиться ещё глубже, ещё сильнее. Каждый удар гудел в ветвях тяжёлым стоном и вызывал падение трёх-четырёх яблок. Со стороны казалось, будто дерево так защищается от Реброва-старшего, когда-то посадившего его и растившего, а теперь безжалостно её корчующего.

- Какого чёрта, отец? - опешил от увиденного Дима.

- А лучше так, чем отдать свои труды комиссарам! - ответил Иван, не переставая рубить, каждый раз опуская топор на ствол в аккурат на выдохе.

- Комиссарам? В деревне красные? - удивлённо переспросил Дима.

- Краснее никуда. С ночи тут. Мужики сказывали, они старый господский сад подчистую вымели. То ли для госпиталя, то ли на бражку, но все яблоки обобрали, а потом ещё и у тех, кто рядом живёт, сады облегчили. Проэкскрементировали, гады.

- Экспроприировали отец, экспроприировали! - чуть закатив глаза, поправил Дима.

- Чёрта с два! Когда выгребают всё до последнего, это как раз экскрементируют.

Мужчины чуть помолчали, и когда уже Ребров-старший перехватил топор и замахнулся для очередного удара, младший твёрдым голосом сказал:

- Тятя! Я ухожу с красными!

Удар был сильнее, чем рассчитывал Иван, и яблоня со скрипом завалилась набок, подминая под себя растущие рядом кусты малины.

- Ты же помнишь, что я за это обещал проклясть? - спросил отец, вглядываясь в глаза сына.

"Красные не захотели терпеть, они хотя бы решились попробовать сделать мир лучше! И я не хочу терпеть, и я хочу действовать!" – безмолвно рассуждал Дима.

"Нельзя сделать мир лучше, сея в нём зло и смерть! Они ругают власть за ложь и жестокость, но сами рвутся к власти с помощью тех же лжи и жестокости!" - подумал, глядя на сына, Иван и тут же прочёл в его глазах твёрдый ответ: "Я уже всё решил!"

Сгорбившись, будто потеряв в жизни опору, Иван опустился на ствол поваленного дерева, всё так же сжимая в руках топорище.

- Помню! - с вызовом ответил ему Дима и добавил уже немного растерянно: - Проклинай.

- Проклинаю тебя, сын, и перед лицом Господа отрекаюсь от тебя! - с расстановкой проговорил Иван и добавил почти шёпотом: - Раз решил, то иди. Но прошу, даже на войне, даже в горячке боя, не делай ничего такого, о чём было бы стыдно рассказать на могиле матери! Храни Бог твою душу от зла!

3

Дима подошёл к отцу и протянул для прощания руку, но Иван её отстранил и, поднявшись на ноги, порывисто обнял сына.

- Прости. Я не мог отступить от своих слов, - пробормотал, оправдываясь, он и обнял сына ещё сильнее.

- Я знаю, тятя, знаю, - шмыгая носом ответил тот. Услышав это всхлипывание Ребров оттолкнул сына от себя и крикнул ему: - Поди прочь!

Иван смотрел на спину удаляющегося сына, пока тот не скрылся в переулке. После чего прислонился к берёзе и медленно сполз по ней в густую, не по-осеннему сочную траву. Оглядев осиротевший без яблони сад, он криво ухмыльнулся и принялся жевать кончики усов, что делал всегда, когда волновался.

- Сына не удержал, яблоню срубил... Теперь хоть избу поджигай для полного счастья! - подумал Ребров-старший и прикрыл глаза, прислушиваясь к нарастающему в голове шуму. Сердце закололо, и он провалился в беспамятство.

В отряде Диму приняли с радостью, так как пополнения не хватало давно и отчаянно. Командир отряда, товарищ Конев, из-за громадного роста был ходячей иллюстрацией своей фамилии, да и кличку имел соответствующую – Конь. Прямой и суровый, он умел найти подход к любому, за что и был любим всем отрядом, особенно его не бывавшей в боях частью. Отряд пополнялся новыми бойцами, в основном благодаря ораторскому таланту комиссара, товарища Рейша Андрея Павловича. Редел отряд тоже благодаря Рейшу, который, обладая недюжинным талантом убеждать, был абсолютно бездарным стратегом, но всё равно продавливал своё мнение на каждом военном совете.

Конев это знал и нередко за бутылочкой наливки высказывал другу свои претензии, но аккуратно, стараясь сильно того не обидеть. Ведь как и любой военспец, он всё-таки находился в зависимости от своего политрука.

Основную часть отряда составляли давно воюющие рабочие, потому что бОльшая часть крестьян - новобранцев погибала, как правило, в первом же бою.

Среди бойцов особо выделялся круглый и веснушчатый Валентин Радченко. Казалось, улыбка никогда не сходила с его лица, добродушного, как у теленка, и хитрого, как у нашкодившего кота. Первый на шутки и розыгрыши, он был первым и в драках, ну а когда брал гармонь, тут ему равных было не сыскать и на тысячу вёрст вокруг. Главный весельчак отряда и его же главный пьяница, Радченко сразу взял под опеку Диму, научив его, как отвечать на однотипные остроты сослуживцев, как пить и не закусывать, и как можно с двух-трёх ударов положить на обе лопатки даже самого крупного противника.