Шаман-оборотень: инициация

Антьида правила уже долго. Слишком долго, по мнению большинства, но сместить ее и забрать ожерелье никто не решался. Старейшина обладала властью, возложенной духами леса, против слова которых все охотницы оставались бессильны.

Латиэль вспомнила лицо юного шамана-оборотня. В ней клокотала ярость и жажда крови, когда он повернулся к ней. Его растерянность не скрыла чувства собственного достоинства, гладкая, лишенная растительности кожа блестела от пота. Звериные зрачки расширились, когда он понял, кто перед ним.

Он хотел жить. Латиэль ощутила чужую жажду жизни всем своим существом, его карие глаза смотрели прямо и гордо, но в глубине прятались страх и отчаяние. Дриада смутилась, осознав, каким ее народ представляется другим обитателям Трехликого мира— наверное, потому и отпустила шамана-оборотня восвояси.

Латиэль надавила слишком сильно, разминая лекарственные травы. Глиняная плошка раскололась надвое. Выругавшись, дриада принялась вычерпывать зеленую кашицу в целый сосуд, краснея от воспоминаний сна, навестившего ее ночью.

Церемония жизни — не с подобранным друидом, нет. С шаманом-оборотнем, ласкающим крепкое и стройное тело охотницы, смотрящим звериными глазами на ее запрокинутое лицо, пока она вцепилась в его широкую мускулистую спину, отдаваясь без остатка.

Он разительно отличался от холодных друидов, чьи молодые отпрыски исполняли свой долг каждый год во время смены Охрового солнца, находясь под воздействием специального дурмана. Шаман же ощущался живым и ярким.

- Тебя зовут, - услышала она. - Собрание будет.

Самая молодая из охотниц смотрела на нее дерзко, на полных губах играла усмешка.

- В чем дело, Ламиила?

- Узнаешь, - усмешка расползлась сильнее. Эта неумеха всегда соперничала с Латиэль, ставшей лучшей охотницей в очень юном возрасте.

Дриада пожала плечами и вышла из домика, направившись к месту собрания.

***

Латиэль осмотрела Священную рощу. Друидов не было, Древнейшая молчала, снова погрузившись в сон. Под сенью самого старого ларикса стояла старейшина, лицо ее выражало жалость и брезгливость.

- Вот и ты, - сказала Антьида. - Что же, начнем суд.

- Суд? - Латиэль осмотрелась. Ее сестры отводили глаза, и она осознала. - Вы собираетесь судить меня?

- Ты отпустила шамана-оборотня, охотившегося на любимицу духов леса, - выкрикнула Ламиила. - Мы знаем!

- Говорить буду я, - Антьида властно пресекла начавшиеся шепотки. - Итак, ты отпустила его. По нашим законам, он должен был умереть. Он нарушил наши границы, преступил наше табу. Есть ли у тебя оправдания своему поступку?

Латиэль молчала. Она знала, что должна ощущать вину, но почему-то кровь горячило бешенство.

- Нет, - холодно ответила она, подняв яростный взгляд на старейшину. - А есть ли у тебя оправдание тому, что ты не хочешь уступать власть? Твое время правления давно кончилось. У тебя уже не осталось поддержки у сестер. Так почему?

Наступила ошеломленная тишина. Антьида в изумлении глазела на нахалку, посмевшую сказать такое вслух.

- Ты приговорена к смерти в изгнании, - старейшина сжала кулаки до белых костяшек, дряблое лицо покраснело. - Надеюсь, ни у кого нет возражений?

В мертвой тишине Латиэль удалилась из Священной рощи, гордо подняв подбородок.

Когда шаман-оборотень приготовился умереть

Калеб с трудом открыл глаза. Тьма обволакивала пещеру, запястья саднило от кандалов, вбитых в каменную стену. При каждом движении оборотня они звенели, царапая чуткий слух.

Под веки словно сыпанули песка, горло мучила жажда. Опухшее тело едва подчинялось командам хозяина. «Последствия яда», - Калеб поморщился, стараясь рассмотреть обстановку. - «Как глупо!»

Вход оказался свободным. Узкое горлышко подземного хода уводило куда-то дальше — шаман понимал, что там расположено поселение наг. При такой охране решетка и не нужна. Пахло сыростью и глиной. Вился душок давно сгнившей плоти, иногда усиливаясь и вызывая рвотные позывы у чувствительного Калеба. «Зачем я им?» - хмуро размышлял он. - «Наги обычно не берут пленников».

- Очнулс-ся, - нага-женщина показалась оборотню странно маленькой. - Ш-шаман-оборотень.

- А ты кто? - хрипло спросил он, чуть не закашлявшись.

- Я — дочь единой матери, - она улыбнулась, желтые глаза блеснули во тьме. - Ты нам нуж-жен.

- Ничего не понял, - вздохнул Калеб и внезапно вздрогнул. - Где гарпий?

Она не ответила — в ходах за ее спиной раздалось шипение и шуршание. Блеснули еще две пары желтых глаз. «Охранники».

Калеба волокли по извилистым и темным ходам, как мешок. С удивлением он чувствовал странную заботливость тюремщиков, внимательно следивших, чтобы он не поранился о торчащие из толщи земли камни.

Потеряв счет поворотам и ответвлениям, Калеб обнаружил себя в просторной кристальной пещере. Блики минералов гуляли по высоким сводам, сосредотачиваясь в центре — на большом камне. Его выступы обвивало серебристое тело наги, чью безволосую голову венчала корона.

- Наконец-то, - она улыбнулась. Калеба передернуло. - Приветс-ствую наш-шего гос-стя. Я — Единая матерь, с-с недавнего времени правлю з-здес-сь.