Шаманова Гарь

Смутная, необъяснимая тревога появилась у Иготкина в середине тридцатых годов, когда газеты и радио затрезвонили о врагах народа, а в Лисьи Норы зачастили хмурые оперуполномоченные НКВД. Чего или кого искали чекисты в таежной глухомани, было непонятно. Почти с каждым днем ужесточались советские законы. Охотников обязали всю добытую пушнину и мясо лосей сдавать только государственным заготовителям. Даже заячьи шкурки, которые стоили-то плевые копейки, и те приходилось везти в заготпункты. Малейшее укрытие считалось браконьерством, о чем раньше промысловики и слыхом не слыхивали.

Первым из лисьенорцев попался на браконьерстве Темелькин. Случилось это так. Подстрелил старый хант сохатого. Разделал тушу матерого быка. Оставил мясца себе на пропитание в зиму, а излишки лосятины повез по первопутку в Томск, чтобы продать на базаре. Там его и прихлопнули стражи порядка. Отобрали вырученные за лосятину деньги, а в придачу еще и штрафом пригрозили. Милицейский начальник, составляя штрафной протокол, сурово посмотрел на правонарушителя в поношенном тулупчике: «Когда уплатишь штраф?» – «Однако как-никак, паря, уплачу», – ответил растерянный Темелькин. «Деньги у тебя дома есть?» – опять зыркнул суровыми глазами начальник. «Пошто нет? Еще сохатого завалю – деньги будут», – торопливо ляпнул наивный, как ребенок, хант. Такая откровенность, видимо, и спасла его от дальнейшего наказания. Не лишенный юмора милицейский чин, вдоволь нахохотавшись, отпустил старика без штрафа, но предупредил, что при повторном задержании браконьера посадят в тюрьму.

В Лисьи Норы Темелькин вернулся темнее тучи. Отогреваясь с мороза у печки, рассказал Степану свою невеселую историю, попыхтел трубкой и горько вздохнул:

– Шибко строгий советский власть стал. Старый царь-батька лучше был. Мало-мало народ обижал. Новый батька Сталин много-много обижает.

– Почему в «Сибпушнину» не заехал? – спросил Степан. – Чимра за тебя заступился бы.

– Заезжал, паря. Однако пропал Чимра.

– Как пропал?..

– Сказали, в тюрьме сидит. Враг народа.

– Не может быть!

– Такой строгий власть все может…

Не поверил Иготкин тестю. Подумалось, что старик чего-то напутал, или какой-то злой конторщик разыграл доверчивого ханта, чтобы побыстрей избавиться от никчемного посетителя. Но вскоре в областной газете, приходившей к лисьенорцам с недельным опозданием, Степан ошеломленно прочитал заметку, где сообщалось, будто в «Сибпушнине» разоблачена большая группа врагов народа во главе с Ф. Чимрой. Вредители много лет сотрудничали с японской разведкой. Выдавали секретные сведения о промысле и систематически саботировали заготовку необходимого социалистической республике мехового сырья. Преступники находятся под арестом, скоро предстанут перед справедливым советским судом и понесут заслуженное наказание.

Вслед за газетой на добротном породистом жеребце, запряженном в легкую кошеву, подкатил к дому Иготкина молодой щеголеватый оперуполномоченный НКВД. С веселой улыбочкой чекист поговорил о том, о сем, а в общем – ни о чем. Затем попросил Степана рассказать о Чимре. Иготкин откровенно поведал энкавэдэшнику все, что знал о корабельном друге: как служили на балтийском эсминце, как Чимра агитировал матросов выступить за большевиков и как впоследствии организовывал в Лисьих Норах промысловую артель. Уполномоченный слушал внимательно, не перебивал вопросами. В конце улыбнулся:

– Все это органам НКВД известно.

– А больше мне сказать нечего, – ответил Степан.

– Не торопитесь с выводами. Поспешность нужна при ловле блох, да и то не всегда. Чимра не заводил с вами разговоров о Японии?

Не отличавшийся набожностью Иготкин вдруг перекрестился:

– Истинный Бог, разговоров о японцах у нас с Федосом не было.

– Подумайте лучше…

– Тут и думать нечего. У нас серьезных забот по горло хватало.

– О том, что Чимра – японский шпион, вы не знали?

– Ну, надо же такое придумать! – воскликнул Степан.

Оперуполномоченный нахмурился:

– Органы НКВД сказок не придумывают. К нам поступает информация. Мы проверяем ее и, когда факты подтверждаются, проводим объективное расследование.

– Чимра убежденный коммунист, не двурушник. Зря на него телегу катите. Попусту потратите силы – и только.

– НКВД попусту сил не тратит, – сухо сказал оперуполномоченный и сразу спросил: – Чимра не предлагал вам вступить в коммунистическую партию?

– На службе предлагал, но я отказался.

– Почему?

– Какой из меня партиец?.. Образование имею скотско-приходское. В политике ни бельмеса не петрю. Живу в тайге. Словом, ненужным балластом стал бы для партии.

– Органам известно, что среди таежников вы пользуетесь большим авторитетом. Могли бы разъяснять охотникам партийную линию.

– Трудно разъяснять то, в чем сам не разбираешься.

– Не любите советскую власть?

– Она не женщина, чтобы в любви ей объясняться. По мне, любая власть терпима, если не раздевает мужика до нитки. Коренной сибирский таежник я. Как только промысловый сезон наступает, забываю обо всех властях и партиях.