Шаманский Лес

—   Раз браконьеры успели; раз близко от берега — смог доплыть; раз выбрался на дно перевернутой лодки, под которым остался воздух, и пролежал почти день.

—   Всего три раза?

—   Падений с льдин или скал возле берега, когда можно сразу вылезти, не считаю.

—   Ну, ты — отморозок.

—   Отморозок — ты. Лезешь в полынью просто так, вообще без нужды.

—   Не просто так. Сначала стараюсь разогреться. Потом опыт. И всегда хорошо продумываю еще до прыжка, как вылезти назад. Это — моржевание.

—   Падение с льдины не опаснее моржевания. Все зависит от отношения.

—   Опаснее. В зимней неуклюжей одежде, которая еще и намокает. Такого опыта у «моржей» нет.

—   Потренируйся в одежде, вот и будет опыт.

16.01.05

С годами я убедился, что Шаман вовсе не собирается где-нибудь случайно погибнуть. Его отношение к жизни и смерти нельзя не только назвать наплевательским, но, напротив, он относится к этому гораздо серьезнее большинства людей.

Некоторые «ужасные трюки» Шамана вроде перевозки (дрейфа) на льдинах по ветру бревен и других громоздких вещей или спусков скольжением по ледникам сегодня уже не кажутся мне опасными. Весенний дрейф, например, оказывается, применим только в закрытых лагунах, из которых льдину вряд ли может вынести, и она почти неминуемо будет прибита к берегу господствующими ветрами. Дрейфу можно помочь шестом или можно поспать-позагорать на льдине, лежа на туристическом коврике. «Отмороженный» спуск по снежным языкам с крутых склонов оказался после небольшой тренировки с палкой, выполняющей роль руля и тормоза, полностью регулируемым и по скорости, и по направлению. Опасно все это лишь без подготовки.

Возник обратный вопрос.

—   Вообще когда-нибудь рискуешь?

—   Все рискуют, даже переходя улицу.

—   Я не об обыденном уровне, а большей степени опасности.

—   Одному на побережье всегда опаснее. Приступ болезни, снимаемый в городе уколом, здесь может оказаться смертельным. То же — травмы.

—   А кроме бытового риска?

—   Полного контроля не будет никогда. Но у меня его больше, чем у простого человека.

—   Как этого делаешь?

—   Стараюсь предвидеть последствия, не испытывать зря ситуацию на прочность, не раздражать Духов местности, быть в потоке. Словами трудно описать.

—   Это требует дополнительных затрат энергии?

—   Наверное, хотя я давно привык.

—   Оправданно ли?

—   Смотря, как собираешься умереть. 

—   Как?

—   Лучше сказать не «умереть», а «перейти».

—   Куда перейти?

—   В царство мертвых, мир предков, загробную жизнь. Хоть горшком назови.

—   Как-то ты слишком без уважения.

—   Уважение — не в придыханиях и восклицаниях, а в реальной подготовке.

—   Как это?

—   Если тебе все равно, как умереть, ты к этому не готовишься, хотя можешь много говорить, например, об уважении. А с уважением слова не столь важны, как реальная подготовка.

—   Ты собираешься умереть определенным образом?

—   Да.

—   Будешь самоубийцей?

—   Это вряд ли.

—   Но ведь не мы выбираем время, место и способ.

—   Mors serta, hora inserta. (Смерть определена, час не определен (лат.))

—   Да понятно, в университетах обучались.

—   Мы можем выбирать или строить начало матрицы перехода.

В этот момент я исцытал нечто сравнимое с мгновенным мысленным катапультированием вверх и возвращением в ситуацию. Казалось, я привык уже к тому, что Шаман весьма образованный человек. Годы жизни в Ярославле (2000-2004) сделали его и очень современным. Но на побережье возле костра непоколебимо спокойный Шаман с его неторопливыми четкими движениями, длинными паузами и простой чеканной речью настолько создавал образ древней мудрости, что обыденно употребленная им, в общем вполне к месту, современная терминология резко переворачивала восприятие.

—   Как же ты резко выходишь из образа терминологией.

—   Не я. Это твой образ меня упрощен.

—   Знаю.

—   Ты тоже многих вводишь в подобное состояние.

—   Знаю. (Хохочем)

Секс — наркотик

16.07.2000

Жить на побережье — много работать физически. Постоянно собирать, пилить и колоть дрова. Даже летом, если поленишься засветло, встанешь в два-три ночи от холода и будешь искать дрова в темноте. Если живешь долго, нужно начинать охотиться и ловить рыбу, постоянно чинить домик или печь, чистить все от сажи и нагара. Любая мелочь более энергозатратна, чем в городе: набрать чайник — выйти на мороз и набивать его снегом, да еще захватить снег в пакете, так как даже хорошо набитый снегом чайник, дает лишь полчайника воды; стирка или помывка — воду нагреть...

«Ломка» (перестройка, приспособление) организма к таким нагрузкам происходит на третий-четвертый день. Хочется все бросить и уйти в город к горячему душу, полуфабрикатам и электроприборам. После «ломки» человек приспосабливается, меньше замечает бытовые трудности.