Впрочем, это не помешало ему достать из брезентового заплечного мешка бутыль перламутровой самогонки. Мотанул сосудом и посмотрел на сына вопросительно. Вадим покачал головой, выставил коньяк. Нарезал лимона, потом покосился на отца, достал колбасу, сыр, холодную курицу. Борис Иванович вынул из кармана пачку «Примы», покосился на сына, постучал сигаретой по столу, насорив табачной крошкой. И тут в кухню вплыла тещенька – что-то ей такое занадобилось – и тут же отдала распоряжение:
– Вадим, что же вы гостя холодным потчуете? Время обеденное, тут есть бульон, котлеты…
И удалилась, напоследок поставив перед гостем невесть откуда извлеченную керамическую пепельницу. Вот так фокус! Вадим удивился. Выпив и закусив, Борис Иванович оправился от смущения и пояснил цель своего родственного визита:
– Хозяйство у меня, понимаешь, совсем заглохло, идрить его… Хатенка о позапрошлом годе почти вся сгорела, еле поднял, да все равно – потолок дырявый, еле дышит. Я и сам, скажу тебе, прихварывать начал. Так, идрить твою, живот прохватит, хоть ты вой… Лечить, говорят, надо. В районный центр ездил, говорят, лечить надо поджелудочную. Так ведь денег нет ни шиша, пенсия с гулькин хрен, зарплату не плотют. А везде надо подмазать. А хозяйство, понимаешь, совсем заглохло…
– Как ты меня нашел? – думая о чем-то своем, спросил Вадим.
– Так, идрить… Зашел к тетке твоей, то есть в квартиру ейную. Там бабеночка мне адрес дала.
Борис Иванович наклонился к сыну, подмигнул ему.
– Квартирантка, что ль? Гладкая бабенка, и девочка у ней крепенькая. Наша порода, сразу видать.
– Да ты чего, батя! – отшатнулся Вадим.
– Да ладно, мне-то не свисти. Дело такое. Слыхал, как у мусульманов – сколько жен можешь прокормить, столько и бери, никто слова не скажет. А ты неплохо зажил, я смотрю. Обстановочка, закусочка… Вот и подумал – может, поможешь чем… Отец я тебе все ж таки.
Вадим вздохнул с облегчением – разговор перешел в понятную, знакомую ему сферу денежных операций. Борис Иванович смотрел заискивающе.
Непутевую он жизнь прожил, и сам об этом знал. Хозяйством занимался мало и плохо, работать не любил, а любил только выпить в хорошей компании да еще разве посидеть на бережку реки с удочкой. И поплавок обязательно чтобы гусиный, с красной макушечкой! Жена ему досталась сварливая, а может, спервоначалу-то она не такая была, а испортилась от нелегкой доли. Сыновья росли, как грибы, самосейкой, и порядком досаждали ему, еще когда лежали в пеленках – ночным криком, а как подрастут, им то штаны, то башмаки подавай. И вдруг в одночасье все кончилось. Он остался один, свободным, никто не досаждал, ничего не требовал, и тут-то выяснилось, что так жить невозможно! Первое время еще куда ни шло, а потом все хуже и хуже, а тошнее всего от одиночества. Не с радиоприемником же ему разговаривать? Написал жене, просил или вернуться, или уж и его забрать с собой, но ответа не получил. Кому он нужен, старый пень? Конечно, он и не надеялся, честно говоря, что сын возьмет его жить в эту огромную и слишком чистую квартиру. Он бы здесь и дня не продержался. Тут, видать, всем сватья заправляет, а у ней хара-актер! Но может, сын деньжат сунет, а там и сам нагрянет в родную деревушку? С женой, с детками – вроде как на каникулы. А то так и сдохнешь один, как пес. Как ни крути, а брюхо и правда прихватывает, особенно после поддачи. Лекарство прописали, а оно дорогое…
– Так я тебе говорю, не тушуйся. Оно чем детишек больше, тем лучше. Я вот…
– Да уж, ты, – не сдержавшись, бросил Вадим и тут же пожалел о своих словах. – Прости, батя.
– Чего там. А с женой-то у вас, чать, детки имеются?
– …Есть. Сын Сережа.
– Сережка, – умильно повторил Акатов-старший. – Я вот гостинца ему захватил… Так он, поди-ка, на карамельки и глядеть не захочет.
– Отчего же, – возразил Вадим Борисович, в ужасе уставившись на слипшиеся в бесформенный ком подушечки, которые отец горкой вывалил на стол из бумажного фунтика. – Только его нет сейчас… С матерью гулять пошел, в парк.
– В парк, ишь ты, – снова умилился невесть чему Борис Иванович. – Вот приехали бы ко мне весной, небось лучше парка. Дачи покупать не надо! Сад свой, лес рядом, речка. На рыбалку, ранехонько… А грибы пойдут!..
– Посмотрим, – кивнул сын.
Повисло неловкое молчание.
– Мне уж скоро идти пора, а то на электричку не поспею, – промямлил Борис Иванович.
Вадим встал и вышел, но вернулся быстро и сунул отцу в руку плотный сверток. Борис Иванович заскорузлым ногтем царапнул газетную бумагу и смутился, засуетясь, сразу став меньше ростом.
– Чего ж так много… Я ведь так, по-родственному только, навестить…
– Бери, бери, батя, – с некоторым облегчением произнес Вадим Борисович. – Давай-ка на посошок. Да не бойся, не опоздаешь на свою электричку. Поймаем бомбилу, мигом домчит…
Прощание, как часто бывает, вышло гораздо более прочувствованным, чем встреча. Тещенька вообще отличилась – вытащила в прихожую огромный баул и заявила, приветливо улыбаясь: