Шаманы крови и костей

  Войска сползались медленно, как две огромные черепахи. Когда расстояние между ними уменьшилось еще на четверть, на лицо Шиалистану упали первые дождевые капли. Рхелец радовался дождю, как ребенок, хоть тот едва сочился из туч. А после Шиалистан увидел нескольких всадников, что отделились от войска Шаама. Один из них размахивал белым флагом парламентера.

  - Гляди-ка, Шаам решил вести переговоры,- ухмыльнулся Раван. - Эй, кто там половчее с луком, - кликнул он за спину, - угостите непрошеных гостей нашими стрелами.

  Шиалистан услыхал, как хрустнули сразу несколько натянутых луков.

  - Отчего бы не выслушать их? - вмешался он, облизывая пересохшие от волнения губы.

  - Мы не станем разговаривать с предателями.

  - Ты ведь даже не знаешь, что хочет предложить Шаам! - не сдержался рхелец.

  Ему почудился ропот, что пополз между воинами. Это придавало уверенности. Чем ближе приближался час скрещивать мечи, тем отчаяннее регент искал пути для отступления. Бежать сейчас - значит, покрыть себя позором, но если бы найти подходящую причину, чтобы убраться с поля боя - тогда другое дело. В глубине души Шиалистан надеялся, что Шаам, увидав воинов, что вышли ему наперерез, струсит и первым предложит мир, но какая-то часть разума отказывалась верить в реальность подобного. Но дать дасирийцу шанс стоило.

  - Чхать я хотел на его предложения, - резко ответил Раван. - ты хочешь, чтобы в хрониках сказывали, будто дасирийский император разговаривал с клятвопреступником? Большее, на что он заслуживает - это вспоротый живот до самого зада, чтобы упал в собственное дерьмо.

  Про себя Шиалистан подумал, что военачальник Шаам был одним из немногих, кто не принес клятвы верности, и обвинения деда звучали отчасти надумано. Но деду о своих мыслях говорить не стал, опасаясь гнева.

  - Думаешь, будет лучше, если в хрониках запишут, что император Шиалистан велел изрешетить послов, что несли знамя мира? - выдал рхелец свой единственный довод. - Знаю, что тебе железкой помахать невтерпеж, но я предпочитаю прежде решить все путем мирным, если таково желание нашего врага.

  Раван скрипнул зубами, плюну во внука каким-то матерным проклятием, но пристал на уговоры.

  - Только мы поедем под знаменем императора, не стану себя позорить белыми тряпками.

  Шиалистан был благодарен и за это. Взяв в сопровождение двоих воинов и знаменоносца, поскакали навстречу парламентерам Шаама. Дождь продолжал лениво семенить, и земля под копытами лошадей едва и сделалась более влажной. Раван бросал на тучи суровые взгляды, но погода от того не менялась.

  Шиалистан узнал Шаама сразу. Он выглядел самым крепким из всех, даже крепче молодого всадника по правую руку от себя, который был на целую голову выше. Волосы Шаама оставались густого черного цвета, а старость почти любовно выбелила виски. Гладко выбритый, на тяжелой лошади, всей укутанной в кожану попону, Шаам невольно вызывал у Шиалистана восхищение. Доспехи сидели на дасирийском военачальнике первой руки, точно влитые.

  - Пришел сдаваться, Смат из Шаам? - первым сунулся дед.

  Шиалистану захотелось знать самую каплю волшебства, чтобы заставить старика умолкнуть, хоть ненадолго, но слова вылетели вольными птицами, вызвав на лице Шаама злость. Его веко задергалось, а руки, что держали поводья, сжались в кулаки. Захрустели звенья кольчужных рукавиц.

  - Пришел предложить тебе тоже самое, - прохрипел дасириец. Голос его звучал так, будто Шаама одолевала тяжкая простуда. - Гляжу, ты собрал вшивых дворняг со всей округи, - добавил он, кивая на армию Равана. - Говоря по совести, я ожидал увидеть картину более печальную. Что ж, тем тяжелее победа, тем она слаще.

  - Ты клятвопреступник, Шаам. Всем известно, чего ради ты сунулся на Шиалистана. Что, натерпится погреться на золотом троне?

  - По себе судишь, Раван, ох, по себе, - покачал головой Шаам. Он выглядел почти искренне сочувствующим, но резкость в чертах лица и злой взгляд говорили об обратном. - Я готов отпустить шакаленыша к Ракеловой сиське, и сохранить жизнь тебе. Взамен он, - указал взглядом на Шиалистана, - отречется от права хранить престол до появления истинного наследника и передаст это бремя мне. А ты, Раван, оставишь под моей рукой треть своих воинов, и уберешься в свои земли, без права приближаться к столице в течение трех лет.

  - Бремя, которое ты с охотой подберешь, - подтрунивал Раван.

  Шаам, между тем, помалкивал, всем видом показывая, что ждет ответ и только, а остальные слова пропускает мимо ушей.