– Ка-ком чело-веке? – с трудом произнёс сосед.
«Рано пришёл», – мелькнуло в голове. – Ты вчера мне тетрадь от него передал.
– А-а-а… – протянул тот, покачиваясь. – Точно! – повернулся и ушёл обратно.
Азат подождал немного. «Ладно, приду вечером».
Следующего явления пришлось ждать дня два.
«Проспался!» – обрадовался Азат, увидев парня на крыльце.
– Долго гуляешь! – подошёл к забору. – Слушай, а ты где сидел?
– Отдыхал! – поднял указательный палец сосед. – Отдыхал, а не сидел. На юге нашей области, – рассмеялся своей шутке.
– Это где же?
– В Пестрецах – где ж ещё? – пожал плечами.
– А этот человек, что стихи пишет – как его фамилия?
Сосед недоумённо посмотрел на Азата:
– У Санька?.. Фамилия?.. Хм… Лесарев, – вспомнил, наконец.
– А сидит за что?
– Ты что пристал? – обозлился сосед. – Пойдём лучше выпьем!
– Не пью, – отошёл от него Азат. – «Всё, что знал, рассказал», – мысленно подвёл итог.
Прошло несколько дней. Повседневных дел было хоть отбавляй, но стихи не забывались, напоминали о себе, приходя какими-нибудь строчками. Их хотелось произносить вслух, чтобы ещё раз услышать грустную щемящую интонацию, но Азата коробила специфичная терминология.
«Но ведь может он писать о хорошем, без мыслей о колонии?!. Не всегда же он сидит…»
Азат долго не признавался себе в принятом уже решении, пытаясь занять всё свободное время какими-нибудь делами, но однажды, взглянув на тетрадь, сказал: «Еду!»
А дальше всё закрутилось, как в калейдоскопе. Азат нашёл эту колонию общего режима, переговорил с её руководством и, оформив три дня за свой счёт, выехал на «юг нашей области». По дороге в деталях представлял те барьеры и препятствия, через которые придётся пройти, и которые не раз видел в кино. Но на деле всё оказалось гораздо проще. У железных ворот он предъявил дежурному паспорт и его проводили в кабинет начальника колонии.
Радуясь редкому гостю, начальник принял его радушно. Напоил чаем, рассказал о колонии, о себе, своей семье, сослуживцах…
– А давно у вас Лесарев сидит? – Азат попытался перейти к делу, за которым приехал.
– Лесарев? – переспросил словоохотливый начальник. – Да-авно! – махнул рукой и засмеялся. – То выйдет, то сядет. Из неблагополучной семьи, – пояснил, перехватив недоумённый взгляд гостя. – Родители пьющие, в доме всегда скандал да драки. Кое-как восемь классов окончил и к нам попал – мелкая кража. Вышел – родители на радостях пирушку закатили да переругались. Лесарев их разнимать – драка большая получилась. Соседи вызвали милицию. Короче, опять дали срок. А недавно он сам драку учинил – ещё добавили. Вот и сидит… Да мы не против, пусть сидит. От него колонии только польза, – начальник встал и прошёлся по кабинету. – Вот, – указал на стену, – таблицы, стенгазеты, объявления – всё он делает. Почерк у него уж очень хороший.
– А, может, в гражданской жизни ему хороший почерк тоже пригодился бы? – спросил Азат.
– Где там! – махнул рукой начальник. – Ему здесь спокойнее.
– Можно с ним поговорить? – продолжать «задушевную» беседу больше не хотелось.
– Конечно, пройдёмте в «Красный уголок», он там целыми днями сидит.
При виде начальника из-за стола послушно поднялся маленький тщедушный парнишка.
– Сиди, – махнул ему начальник. – Вот к тебе из Загорска гость – редактор газеты. Поговорить с тобой хочет, так ты уж… – энергично потряс рукой.
В глазах парнишки мелькнул радостный испуг:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! – сказал Азат и взглянул на начальника.
– Ну, поговорите, а у меня – дела, – понял он и вышел.
– Давай поговорим, – обратился Азат к парнишке, садясь напротив. – Мне передали твою тетрадь со стихами. Когда ты их написал?
Лесарев молча сел. На лице его была несмелая улыбка, а в глазах светился радостный огонёк.
«Похоже, он не верит в происходящее», – улыбнулся Азат.
– Ты давно пишешь?
– Нет, – тихо ответил Лесарев. – Вот… пока сижу.
– А выйдешь когда?
Паренёк опустил голову.
– А зачем выходить? Дома не лучше, – глухим голосом ответил.
Помолчали.
– У тебя – хорошие стихи. Что ты читаешь?
– Да здесь мало книг, – не поднимая глаз, сказал Лесарев. – А дома вообще нет.
– А Есенина ты где читал?
– Есенина? – вскинул голову парнишка, в глазах снова засветился радостный огонёк. – Когда в школе учился. Там одна книжка такая была в библиотеке.
– А воровать почему начал?
Лесарев отвернулся.
– Не давали мне эту книжку, – сказал, чуть помолчав. – Решил взять потихоньку. Я бы потом вернул… Залез ночью через окно – поймали…
– А здесь зачем подрался, срок себе добавил?
Паренёк вздохнул. Чуть помолчав, ответил, волнуясь:
– Да это Карпыков ко мне всё пристаёт, дразнится. А тут я стенгазету сделал к восьмому марта, стихи написал про женщин… Так он ко мне пристал, такое стал говорить!.. Не стерпел я, дал по роже. Подрались… Ну и…
Лесарев всхлипнул, потом закрыв голову руками, лёг на стол и беззвучно заплакал. Худенькие плечи вздрагивали, казалось, он стал ещё меньше.
– Послушай, ты очень хорошо пишешь… – тронул его за плечо Азат. – Только не о том. Попробуй написать о нормальной человеческой жизни, в которой нет колонии, пьянства, воровства, драки… Понимаешь?