Шампавер. Безнравственные рассказы

Слуга, шедший впереди с фонарем, остановился посреди улицы напротив дома, окна которого на шестом, седьмом, восьмом, девятом и десятом этажах были заклеены промасленной бумагой: должно быть, там жили парчевники и шелкоделы, которым нужен мягкий и слабый свет. Дверной проем был узеньким и низким, Эмар был на целую голову выше. Тяжелые деревянные ворота, все в резных ромбах, были украшены и укреплены большими гвоздями со шляпками, круглыми как миланские щиты. На середине двери висела кованая медная колотушка в виде забавного человечка; верхний косяк двери был изрешечен крестообразными перекладинами.

Эмар де Рошгюд дважды стукнул задом медного человечка в дверь – на третьем этаже тут же со скрипом отворилось окно и нежный голос спросил:

– Это вы, сеньер Эмар? Сейчас спущусь.

Лестница сразу засияла огнями, и свет из высоких окон косыми полосами скользнул по стене противоположного дома. Дверь растворилась с протяжным стоном: Дина предстала во всем своем великолепии, выделяясь среди мрака, одетая в коротенькое парчовое платье и по обыкновению вся увешанная драгоценными камнями. Ее белое лицо светилось в темноте; можно было подумать, что перед вами ангел, приносящий благую весть. Тоненькая ручка ее держала узорный железный подсвечник, перевитый спиралью и похожий на перегонный куб какого-нибудь алхимика.

При виде такой красоты Шастеляр от изумления широко открыл глаза и попятился на несколько шагов – так неотразима бывает настоящая женственность! Эмар подошел к невесте, взял ее за руку и поцеловал в увенчанный фероньеркою лоб.

– Вы опоздали, – сказала она недовольным голосом.

– Это верно, я действительно задержался, но не по своей вине; не браните меня, прошу вас. Не мог же я явиться без нотариуса, вот он.

Тут Бонавантюр Шастеляр снял свою судейскую шапочку и отвесил Дине немало нижайших поклонов; потом они поднялись по каменной винтовой лесенке, держась за служивший поручнем канат, весь истертый и лоснившийся, как рукоять копья. Пока они взбирались наверх, Бонавантюр то и дело дергал Эмара за рукав и шептал ему в ухо: «Ну и хороша же эта еретичка, что правда, то правда, Рошгюд!».

– Отец, – радостно закричала Дина еще с площадки, – это Эмар и с ним нотариус!

Они прошли галерею, нависавшую над двором, и вошли в большую залу, освещенную канделябром на позолоченной деревянной подставке. Стены были обшиты золоченым сафьяном, тисненым и рифленым, как корешок переплета. В глубине комнаты, в просторной нише, стоял буфет наборного палисандра, инкрустированный слоновой костью и перламутром; на доску из швейцарского мрамора в красновато-коричневых крапинках, выдолбленную посредине в виде кропильницы, из урны струилась вода. Справа и слева стояло по большому оловянному кувшину, пузатому как амфора и похожему на те, с которыми и сейчас еще служанки ходят по воду к уличному фонтану.

У одной из стен стояла застекленная горка, полки которой сплошь были уставлены деревянными чашами, наполненными бирюзой, аметистами, бериллами, ониксом, сердоликами, неграненными рубинами, изумрудами, авантюринами, топазами, бриллиантами, ляпис-лазурью, марказитами и множеством других камней. Под стеклом висели гранатовые, янтарные, коралловые и жемчужные ожерелья и многое другое – все то, чем торговал гранильщик Иуда.

Сам он в наглухо застегнутой черной куртке сидел в кресле перед столиком, накрытом бергамской тканою скатертью, на которой лежала Библия in folio с тяжелыми застежками, и громко и торжественно читал что-то из Исхода.

Его супруга Лия в праздничном наряде сидела по левую руку от него; смуглая кожа ее шеи и рук почти сливалась с темно-коричневым муаровым платьем; густые длинные рыжеватые ресницы и брови укрывали глаза, светившиеся точно сквозь сетку. Ее крючковатый нос резко выдавался, точно лезвием ножа деля лицо пополам. Но, вообще говоря, во всем ее облике были достоинство и учтивость, а мягкий и сладкий звук ее голоса пленил бы каждого.

Неподалеку от нее расположилась группа мужчин и женщин: их полувосточные костюмы и головы в иноземных тюрбанах говорили о том, что родом они из Месопотамии. Все это были близкие родственники и свойственники Иуды, собравшиеся, чтобы присутствовать при обручении и подписать брачный контракт. Я не берусь сказать, были это талмудисты или караимы,[233] но зато я смею утверждать, что все они по семейной традиции причисляли себя к племени Аарона.[234] Когда Эмар вошел, они склонили головы и приветствовали его, а тот в ответ низко им поклонился.

– Простите, любезные родственники, – сказал он, положив шляпу и плащ, – если я заставил себя ждать, это по вине нотариуса, Бонавантюра Шастеляра, которого я имею честь вам представить. Нельзя было дольше откладывать: как вам хорошо известно, отец принуждает меня воротиться в Монтелимар, и я завтра же должен уехать под угрозой лишиться наследства.

– Юдифь, – сказал Иуда старой служанке, стоявшей у входа, – пододвинь столик и скамью, принеси чернильницу, чтобы господин стряпчий смог приступить к исполнению своих обязанностей.