Шань

Массивная дверь отворилась. После гибели Генри Вундермана Донован позаботился о создании вокруг своей резиденции шестиэтапной системы охраны, сводившей практически к нулю вероятность внезапного нападения. Тем не менее, на случай непредвиденных обстоятельств он распорядился поставить в своем кабинете внушительную дверь из двух трехдюймовых панелей красного дерева, разделенных бронированным листом в дюйм толщиной.

В дверном проеме показался высокий худощавый человек. Он был одет в твидовый жакет, шерстяные штаны и мягкие ботинки из кордовской кожи, украшенные кисточками. Длинные, вьющиеся волосы и высокий, открытый лоб делали посетителя на вид не старше девятнадцати-двадцати лет. На самом же деле ему уже исполнился тридцать один год. Румянец на щеках свидетельствовал о здоровом образе жизни и явном увлечении спортом. Следует заметить, что Тони Симбал (так звали посетителя) не упускал случая зимой покататься на лыжах, а летом — на виндсерфинге.

Донован жестом указал на плетеное кресло:

— Садись, Тони.

Тони в несколько шагов пересек свободное пространство комнаты. Его походка, легкая, почти летящая, с неизменным успехом привлекала к нему внимание подавляющего большинства представительниц прекрасного пола. Он устроился в кресле и, закинув ногу на ногу, скрестил перед собой длинные пальцы рук.

— Как в Нью-Йорке? — поинтересовался Донован.

Симбал покряхтел.

— Мрачно. Теперь там столько машин на улицах, что человек, дорожащий своим временем, просто вынужден лезть в подземку. — Он усмехнулся. — Ну, а там ему совсем не помешает “Магнум 357”, если он, конечно, не хочет преждевременно сыграть в ящик.

— Однако, похоже, у тебя особых проблем не возникало.

— Да вообще-то нет. Мне было достаточно обнажить клыки, чтобы зулусы держались на почтительном расстоянии.

Зулусы. Донован издал слабый смешок, и угрюмое выражение бесследно исчезло с его красивого лица. Слова, произнесенные Тони, вернули его в далекое прошлое.

В колледже они называли зулусами чернокожих, которые были не в ладах с законом.

Симбал относительно недавно появился в Куорри, но тем не менее его связывали с Донованом тесные отношения. Именно поэтому новый директор вытащил его из рядов УБРН и перевел под свое начало.

Некогда Донован и Симбал вместе прошли через Стэнфордскую “мельницу”. Они делили одну комнату в общежитии и были неразлучными друзьями, хотя между ними ни на мгновение не утихало прямо-таки яростное соперничество. Однако познакомились они еще раньше: их отцы регулярно встречались на региональных шахматных турнирах Тихоокеанского побережья.

После двойного, почти катастрофического потрясения Куорри, вызванного смертями Беридиена и Вундермана, Донован стремился перестроить организацию в соответствии с принципом абсолютного доверия. Именно поэтому он сделал все, чтобы заполучить к себе Тони Симбала. В ком в ком, а в нем Донован не мог усомниться ни на секунду.

Когда-то в колледже с ними произошел забавный случай. Они, как это бывало нередко, приударяли за одной и той же подругой. Она же, весьма польщенная этим обстоятельством и к тому же будучи девушкой легкомысленной, назначала им свидания поочередно, до тех пор пока они сами не попросили ее выбрать кого-то одного. Она же возразила, что не может этого сделать, ибо каждый из них обладает своими особыми, привлекательными чертами, которых нет у другого. Ее заявления оказалось достаточно, чтобы навсегда скрепить их дружбу. Впоследствии они, разумеется, точно так же старались перещеголять один другого (главным образом, правда, в учебе), но никогда не вели счет набранным очкам. Они делили поровну и радости и разочарования, памятуя о словах своей однокурсницы. Они давно уже позабыли даже ее имя, однако — отчасти даже с суеверным трепетом в душе — вспоминали тот день, когда она поделилась с ними своим наблюдением.

— В Чайнатауне, по крайней мере, зулусов точно не было, — сказал Донован.

— Не было, — согласился Симбал. — Зато был совсем мертвый белый.

— Как это?

Симбал поморщился. Он встал с кресла и подошел к картине Серо.

— Он производил впечатление готового жаркого на вертеле. На лице практически не осталось ни кусочка мяса. Ты только представь себе: Алан Тюн, изжаренный драконом.

— Не понял?

Симбал продолжал, не отрываясь, изучать полотно.

— Это произошло на китайский Новый Год. Тюн заявился туда, чтобы получить деньги за три четверти тонны опиума номер четыре. Проще говоря, героина. Но вместо должников нарвался на дракона с огнедышащей пастью.

Донован взглянул на Симбала, и тот усмехнулся.

— Драконы — традиционное новогоднее развлечение укитайцев. Голова делается из папье-маше. Внутри—люди. Только на сей раз вместе с ними там оказался еще и противопехотный огнемет.

— Значит, от него и в самом деле почти ничего не осталось? — переспросил Донован. Симбал кивнул.

— Почти ничего. Впрочем, наши ребята сделали молекулярный анализ останков. Ошибки не могло быть: это Алан.

— Ублюдок, — Донован откинулся на спинку кожаного вращающегося кресла. — Жаль только, что это сделал не я.