Даниэла молча кивнула. Что ей оставалось делать? Таким образом она, по крайней мере, могла бы избавиться от его слежки.
Когда они зашагали назад к “Чайке”, Малюта дружески взял ее под руку.
— Кроме того, — заметил он уже поспокойнее, — избавиться от семейства Ши — наилучший выход, если говорить о долгосрочной перспективе. Мне крайне не нравится та силовая база, которую они создают в Гонконге.
Снег уже повалил хлопьями. Вдвоем они вытащили труп Алексея из машины и запихнули в багажник. Потом Малюта вручил Даниэле кусок замшевой тряпки, сам взял другую, и они вместе вытерли кровь на водительском кресле. Окровавленные тряпки Малюта положил рядом с телом.
Взглянув на побелевшее, словно замороженное лицо покойника, он заметил.
— Парень выглядит таким удивленным. Да и немудрено, — он с треском захлопнул крышку багажника. — Он оставался верным вам до конца, товарищ генерал.
Даниэла почувствовала, как земля закачалась у нее под ногами. Она попыталась ухватиться за крыло автомобиля, промахнулась рукой и упала на колени.
Малюта даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей подняться. Он стоял рядом, наблюдая за ней с любопытством, сродни тому, какое испытывает ученый, разглядывавший своих подопытных животных.
— Ты и вправду считаешь меня дураком, способным позволить тебе прикончить моего человека, следящего за тобой? Если бы Алексей и вправду занимался тем, о чем я говорил, то он представлял бы для меня слишком большую ценность, чтобы вот так вот ни за что пускать его в расход. Нет, моя милая. Все, что я сказал тебе про Алексея, было ложью от начала и до конца. В этом отношении он был чист, как только что выпавший снег. Теперь ты понимаешь, каково приходится человеку, когда ему врут.
С каким-то неистовым упоением он следил, как горячие слезы капали из глаз Даниэлы.
— Погоди, — хрипло пробормотал он. — Скоро у меня появятся фотографии, на которых ты будешь плакать. Мой человек позаботится об этом.
Казалось, что он задыхается, выпуская изо рта огромные клубы белого пара.
Послезавтра твой день рождения, — промолвил Цунь Три Клятвы. — Куда бы ты хотела сходить пообедать?
— В “Гаддис”, что на Полуострове, — не задумываясь воскликнула Неон Чоу.
Цунь Три Клятвы стоял на свежевымытой палубе своей джонки, покачивавшейся на волнах в гавани Абердина, и смотрел на свою любовницу
— “Гаддис”! — воскликнул он. — Готов поклясться Божественным Голубым Драконом, что, если я хоть немного знаю тебя, ты постараешься разорить меня там!
В свои семьдесят пять лет Цунь Три Клятвы знал (или, по крайней мере, думал, что знает) все уловки и приемы изобретательного женского ума. Сопротивление разжигает желание.
— Ты зря на меня наговариваешь, я вовсе не собираюсь разорять тебя, — обидчиво отозвалась Неон Чоу, изящно надувая губки. — Мне ведь всего раз в жизни исполняется двадцать четыре года. Неужели я в такой день не могу быть счастлива? — Она нежно погладила изумрудное ожерелье, недавно подаренное ей Цунем Три Клятвы. — Неужели я не заслуживаю того, чтобы сводить меня в “Гаддис”? — Выражение ее лица стало еще более обиженным. — Я знаю, все дело в том, что тебе просто стыдно показаться со мной в таком хорошем заведении.
— Правда, правда.
Цунь пытался остаться серьезным. Он бы с радостью дал ей все, что она пожелала бы, обладай он такой возможностью. Однако подобное признание, сделанное в открытую, не принесло бы пользы ни ему, ни ей. Он считал, что Неон Чоу лучше не знать о силе его чувства и зависимости от нее. Ни одна женщина, (а он перевидал их немало за свою долгую жизнь), не затрагивала столько струн в его душе, как Неон Чоу. Он снова всякий раз становился тридцатилетним, когда они занимались любовью. Просто глядя на нее, он чувствовал, как возбуждение волнами прокатывается по нему.