— Это влияние Альшерриана, — Шейл протянул ей руку, вставая в рунический круг телепорта. — Они с Эженталлем вместе проектировали Жемчужный город и усадьбу.
— И пограничную стену, судя по цвету, тоже?
— Они называли это гармонией, — снисходительно усмехнулась Айшариль, вставая в круг. — Утверждали, что Тианшель — жемчужина и должен поражать воображение каждого, кто ступит на земли арши.
— Что ж, у них получилось. Впечатляюще вышло! — честно призналась Шелара, любуясь усадьбой. В то же мгновение сверкнул яркий свет, ветер раздул волосы, и их обступила тихая темнота.
— Добро пожаловать в Шанакарт, леди, — объявил Шейлирриан, взмахом руки ярче разжигая кварцевые огни в тёмном зале телепортационной.
Теперь света стало достаточно, чтобы увидеть собравшуюся процессию арши во главе с Наместником. Его распущенные волосы, украшенные нитями цитринов, волнистыми локонами покрывали грудь и плечи, стройную фигуру подчёркивал чёрный плотный кафтан, расшитый серебром, а холодность взора оттенял глянцевый платиновый венец.
— Добро пожаловать домой, дорогой племянник, — улыбнулся Селлестераль, складывая руки перед собой. — Стража Старейшины Тианшеля донесла до нас добрую весть, что Вы возвращаетесь в Замок.
— Здравствуйте, дядя, — кивнул Шейлирриан, сходя с помоста резной ротонды. — С каких же пор Князь Тианшель стал Старейшиной Тианшелем?
— С недавних, — любезно ответил Наместник. Теперь они шли рядом, к выходу из зала. Айшариль незаметно указала Шеларе идти прямо за ними. Остальные арши составляли свиту. — У нас будет время отметить это радостное событие на Летнем балу.
— Как много чудесных событий готовит нам этот Летний бал! — холодно заметил Шейлирриан.
— Безусловно, — удовлетворённо кивнул Селлестераль, закладывая руки за спину. — Безусловно…
Шейлирриан сел за свой письменный стол и, протянув руку, включил широкое прямоугольное Стекло на нефритовой подставке, обрамляющей его тёмную поверхность каменными листьями. Когда экран зажёгся чудным лесным пейзажем, служившим заставкой, Принц приказал артефакту позвонить леди Арноиэль Кантавар, и по Стеклу пошли круги, как по воде.
Вскоре на экране появилось отображение красивой Светлой эльфийки с туманными голубыми глазами. Её золотые волосы были частью забраны наверх сложной заколкой, изображающей листья плюща, частью покрывали грудь мерцающими волнами. Она сидела в лучах света, прямая и строгая лесная дева, и её тёмно-зелёный наряд делал её похожей на дриаду, если бы не острые кончики ушей, выглядывающие сквозь густые волосы.
— Шейлирриан, — царственно улыбнулась эльфийка, но глаза её остались холодны и туманны, — счастлива видеть Вас, сын мой. Какие новости Вы принесли мне из благословленного Шанакарта?
— Доброго дня, матушка. Я спешу поделиться с Вами моей радостью. Сегодня я вернулся из очередного своего путешествия на Материк и привёз из него вещь, принадлежавшую ранее отцу моему, сиру Эль-Ризару. Она дала мне надежду о скором разрешении печальной истории с его таинственным исчезновением.
— Прекрасно, Шейлирриан, что Вы не теряете надежду. Ваш отец, несомненно, гордился бы Вами. Если Боги смилостивятся и позволят мне вновь испытать удовольствие видеть супруга моего в добром здравии, я расскажу ему, как непреклонны Вы были в желании найти его.
— Как Вам будет угодно, матушка. Однако я не только об этом хотел поговорить с Вами.
— Чего же Вы желаете, сын мой?
— Я был бы несказанно счастлив, если бы Вы вернулись в Шанакарт к Летнему Балу. Я мечтаю представить Вам мою избранницу, о помолвке с которой и объявлю на празднике.
— Вашу избранницу? — отстранённо удивилась Арноиэль, что хоть на миг освежило её бесстрастное лицо. — Вы не рассказывали мне прежде.
— Всё решилось неожиданно, буквально в одночасье. И я рассказываю о своих намерениях Вам первой, Ваше Величество.
Императрица едва заметно кивнула.
— Если Вы так настаиваете, Шейлирриан, я вернусь в Шанакарт как можно скорее. В этот важный для Вас день я буду рядом с Вами.
Далее разговор носил совершенно формальный и принуждённый характер, и оба они втайне хотели его скорее закончить. Арноиэль расспрашивала, как обстоят дела в государстве, которое покинула, все ли здоровы, и слушала совершенно не интересующие её ответы, пребывая в привычной своей отрешённости. Она невообразимо напоминала ему идола в храме, словно не живая, не чувствующая, и прекрасная в своей невозмутимости.