Шанель

Тут же, кстати, чтобы уж больше не возвращаться к этой материи, расскажу, как своеобразно закончилась история с недоданными мне зверем деньгами. В Тбилиси, несколько дней спустя, как раз накануне моего оттудаотлета, я, напившись намаленьком банкете с коньяком и хинкали, устроенном в мою честь, высказал всю свою наних, нагрузинов, навосточных людей, заполонивших Москву, обиду, и, уже летя над горами, обнаружил в кармане плащаровнехонько недоданную кидалою сумму: пятьсот семьдесят три рубля ноль ноль копеечек: предположительные соотечественники кидалы восстанавливали национальный престиж и одновременно демонстрировали некоторое ко мне презрение. Я даже не знал, кому их вернуть, эти купюры: набанкете было много народа, причем, в большинстве совершенно незнакомого; Дашеньке тоже я не сумел возвратить долг, потому что к тому моменту, когдастал кредитоспособен, онабылауже недееспособна. 5 Без чего-то четыре в изломанном углами и косяками свете прихожей показывали карельской березы шестиугольные часы, -- Дашенькавернулась под утро. Я проснулся заминуту до ее появления: должно быть, услышал сквозь сон знакомый шум ЫЖигулейы внизу, -- Дашенькабылавозбуждена, веселаи капельку поддата, фирменный пакет держалаузкая ее рука, фирменный пакет, скрывающий, надо думать, chanel. Где, как раздобылаДашенькаденьги, откудаприехаластоль поздно? -- безумная ревнивая мысль мелькнулав тяжелой моей голове, безумная, однако, после истории с Герою мог ли я быть уверенным хоть в одной женщине наземле? Подожди, подожди минутку! -- это я сунулся к пакету: посмотреть, подожди, я сейчас! Бросив шубку прямо настул, Дашенькаскрылась в ванной (отмываться пошла!), заперладверь. Я, одуревший от неурочного сна, неурочного пробуждения, злой от невероятной, грязной своей догадки, сидел надиване, идиот идиотом, со слипшимися глазами, с конюшней во рту. Отвернись! крикнуладашенькинавысунувшаяся голова. Не смотри! но и, не смотря, увидал я, как Даша, голая, тряся грудями, скользнулав спальню, потом назад в ванную, держазазолоченые кожаные хвосты вечерние туфли и шкатулку с украшениями -- под мышкою. Меня всегдапоражали в Дарье Николаевне, в немолодой этой женщине, такие вот минуты совершенно юношеского азарта, увлеченности, поражали и восхищали, но сейчас злоба, раздражение заняли место привычного любования. Я поплелся накухню, занеся по дороге шубку в прихожую, повесив навешалку, продрал глаза, прополоскал рот и вернулся надиван. Спустя некоторое время Дашенькавышлаи остановилась, предлагая оценить платье и себя.

О, да! оно стоило запрошенной занего тысячи, может, и дороже стоило: простоты небывалой, небывалого же изыска, состояло оно из прямой длинной юбки до пят и семи- примерно -метрового кускаткани, идущего снизу, через талию и правое плечо, с него ниспадающего и чуть ниже коленазаворачивающегося, чтобы пойти наверх, сновачерез талию, вдоль спины, подняться налевое плечо, спуститься и с него, пройти под загибом и опять почти достичь пола. Перехваченная в талии тонким шнуром, собранная наплечах до пятисантиметровой ширины, этатонкая, нетронуто-белая ткань лежаланателе вольными, незаглаженными складками, и я только сейчас, спустя годы после университетского курсапо истории материальной культуры, понял, как выглядели знатные римляне в своих нежнейшего сукнатогах: тоже, в сущности, кусках материи, форму которым придавало филигранное искусство драпировки, искусство, в массе давно утраченное. Тяжелое ожерелье из уральских дорогих самоцветов, оправленных в желтое золото и уложенных в форме цветов, и такие же серьги, -- украшения эти точно подходили к платью, словно к нему и были изготовлены. Золотой носок туфельки чуть выглядывал из-под подола. Chanel есть chanel, подумалось мне, хоть никогдав жизни фирмою этой я не интересовался и, честно говоря, полагал, что выпускает онатолько духи.