— Полагаю, — кротко согласилась Шанелька, — какой-то тебе пять лет назад приснился. А дреды у него были? Тогда?
— У него даже кеды были. Эти же. «Конверс» со звездой.
Шанелька искоса посмотрела на расстроенную подругу и не стала спрашивать дальше. Чем они там занимались, во сне, какой он был — сон про парня, укравшего сердце. Вздохнула. Какая история пропадает, у нее на глазах. Хотя. Почему пропадает. Счастье нынешнего занятия ее в том, что можно наплевать на реальную жизнь с ее печальными мудростями, отрицающими удивительные совпадения, и сотворить другую реальность, где есть логика, обязательно, но она торжествующе приемлет случайности, совпадения, рояли в кустах.
У нее даже пальцы зачесались, так хотелось оказаться в большом кресле с маленьким нетбуком на коленках. И пусть рядом мурлычет безымянный котей царской масти, как сказала Крис — лиловый пойнт. Тем более, никуда не ушла и сказка о паутинной музыке, сплетаемой девушкой в полотно горячих желаний. Кажется, это жадность. Многовато замыслов для одной отдельно взятой Шанельки. Но с другой стороны, чего оглядываться на какие-то нормы. Вдруг все получится и потом она будет удивляться, что хотела убить новую сказку, просто не дав ей родиться.
— Ладно, — голос Крис оторвал ее от размышлений, — билеты наши, скорее всего, улетели уже. Точно, улетели, там толпа слонялась, в надеждах. Давай пройдемся на платформу. Но выйдем опять тут, ясно? Погуляем вокруг.
— Консерватории? Кругами? — уточнила Шанелька, — там красиво, да?
— Где? — направляясь к эскалатору, рассеянно спросила Крис, — наверху? Ну… Ой. Да. Конечно.
Шанелька искоса посмотрела на смуглое лицо под косыми темными прядями. Удивилась выражению. Казалось, Крис решает сразу две проблемы, и нужно делать это одновременно, не откладывая. Это когда Тимка был мелким, сравнила Шанелька, и болел, орал в кроватке, а нужно было, чтоб каша не убежала. Хоть разорвись.
На платформе было пустовато, только что разошлись поезда, в обе стороны, подхватив желающих уехать. Подруги медленно прошлись между мраморных колонн, от одного выхода к другому. Вернулись в центр зала. Крис вытащила мобильный, посмотреть время. И вдруг уставилась поверх плеча подруги в сторону темного туннеля, куда уходил узкий край платформы, уже закрытый для посторонних и огороженный техническими столбиками.
— Посмотри.
Она пошла, и Шанелька заторопилась следом, к сидящей на корточках маленькой фигурке с яркими блестящими черточками на спутанных волосах. Лицо сидящей мешал разглядеть канатик с запретительной табличкой.
Крис встала у края платформы, взялась за жиденькое перильце.
— Эй!
Теперь Шанельке было видно узкое бледное лицо с неровными пятнами румянца. Кожаная куртка с обрезанными рукавами торчала горбом, скрывая ссутуленную фигуру. Руки лежали на острых джинсовых коленках.
— Ты меня слышишь? Девушка! Вы меня…
Из туннеля сверкнуло, завыло, выкатился первый вагон с машинистом, похожим на куклу, понеслись мимо, притормаживая, разрисованные другие вагоны. Лязгая, стали открываться двери, за спинами образовались толпишки, тут же рассасываясь и перемещаясь. Порция вечерних людей утекала вверх, как вода, только наоборот.
Давешняя флейтистка подняла испуганное лицо и, не вставая с корточек, продвинулась еще дальше по узкому карнизу, ведущему в темную глубину туннеля.
— Обкурилась, что ли, — с досадой сказала Крис, махнула рукой, успокаивая и маня к себе. Хотела договорить, но с другой стороны приехал встречный и все повторилось.
— Мы вас слушали, — еще раз попыталась Крис, наклоняясь через ограждение, — сегодня. Сейчас вот. У вас все нормально? Не лезьте, там опасно.
— Мы только спросить! — пришла на помощь Шанелька. И улыбнулась, как улыбалась в библиотеке новеньким, которых приводили за руку мамы, бабушки, реже — папы, оставляли, вытирая нос и шепотом наставляя «слушаться тетю» и «я скоро приду».
— Что? — сипло спросила в ответ девушка. Быстрым движением вытерла глаз. И губы тут же скривились, задрожали.
— Сюда идите, мы сами. Без никого. Нам узнать надо.
— Мы вам поможем, — вдруг пообещала Шанелька уверенно, — что случилось-то?
Та поднялась, везя курткой по гладкой стене, одернула подол, возвращая одежку на место. И вдоль стены подошла ближе, все так же кривя губы. В руке крепко сжимала толстую трубку флейты.
— П-п… — она прервалась, справляясь со слезами, а тут снова приехал поезд, с другой стороны и слов все равно не было слышно.
Под порционный шум девушка, пригибаясь, вылезла обратно на освещенную часть платформы и снова заговорила, переводя блестящие глаза с одного внимательного лица на другое.
— Прос-сперо забрали. Менты. И Ваську тоже. А я убежала.
— За музыку?
Девушка затрясла головой, пересыпая яркие блестяшки.
— За драку. Гопота. Набежали, когда мы. Считались мы, тут, сбоку. На-абежали. А после свалили, сволочи. Ваське навесили фингал, а Перышку…
Она снова шмыгнула.
— Руку. А ему играть! И забрали! Мне куда теперь? И денег нету же.
— Куда? Повели куда?
Обездоленная махнула рукой в сторону эскалатора.
— Куда-то вот. Я спряталась.