А Крис углубилась в осинник, по совсем неприметной тропке. И подруги, побалансировав на замшелом бревне, преодолели мокрый овражек и через пять минут быстрого хода вышли к еще одному озерцу, не очень большому, с кривыми, изрезанными заболоченными берегами. Вода тут подступала к самым деревьям, гулять и сидеть было исключительно неудобно, и потому крики и смех остались за рощей, а над водой стояла особая, внутренняя тишина, небольшая, как раз по размерам зеркала тихой воды, прикинула очарованная Шанелька. Она спустилась с неровного берега, держась за какие-то гнутые ветки. И очутилась на пятачке светлого песка, его как раз хватило на две подошвы ее кроссовок. Присела, трогая пальцами воду. В зеленоватой, чуть мутной от прибрежного ила толще, белели выпуклые раковины. Торчал рогоз, забежав в воду по пояс, пушился бывшими початками, теперь напоминающими клочки прозрачной, сверкающей белым ваты. Сонная большая стрекоза зависала над одним стеблем, потом над другим, раздумывая, где бы задремать и не свалиться.
— Ой! — она пошевелила высокие заросли травы, открывая тайную водяную полянку, сплошь забитую плоскими круглыми листьями. В вырезе одного листа покоился желтый цветок, уже немного усталый, без яркой летней свежести.
— Кубышка, — сказала сверху Крис, — которую еще кувшинкой называют. Летом их тут полно.
Шанелька вывернула шею, оглядываясь на подругу. Та, снова немного нервничая, держала в руке мобильник.
— Ты звонка ждешь?
— Я? Нет.
— Спускайся. Тут внезапно настил, под берегом. Бревна. Посидим. Нас никто не увидит.
— Нет, — поспешно отказалась Крис, — я тут побуду. Сверху.
Ага, подумала проницательная Шанелька, что и требовалось доказать. Не просто так Крис маячит, точно, ждет своего гитариста. И нервно смотрит на часы.
Она еще немного постояла у воды и полезла обратно. Вертя головой, присматривала местечко, где они могут спокойно посидеть, видимые со всех сторон.
— Тут сядем, — указала Крис на уютный пригорок под тонкими стволиками рябины, — будем греться, ядя бутеры и пияча чай. Медитировать, в-общем. Часок посидим, — она снова вынула телефон, — еще часок вокруг погуляем. А к четырем поедем в кафешку, есть тут одна, замечательная.
— Угу, — пробормотала Шанелька, стараясь не смотреть на честное лицо подруги.
— Что? — возмутилась та, аккуратно ступая между неаккуратными кочками.
— Ничего, — кротко отказалась Шанелька.
— Понатыкали тут…
А потом они прекрасно сидели, ленились с наслаждением, и наспех нарубленные бутерброды были вкуснее ресторанной еды, как и бывает обычно, если место нужное и погода прекрасна. Болтали, так, ни о чем, «о королях и капусте», так процитировала Шанелька, а еще пытались придумать имя котенку, увязли в словотворчестве и ослабели от смеха. Вокруг восхитительно почти никого не было, вдалеке промелькивали иногда гуляющие, выходили к бережкам, и разочарованно убредали обратно, покричать в лесу о найденных мухоморах, таких сказочно красивых.
— Пора, — подсказала Шанелька, когда Крис в очередной раз поглядела на экран мобильного, — и так полтора часа просидели, теперь торжественно обойдем окрестности онежского озера обнаружив обнаженную ольгу…
— Чего?
— Не знала, что ли? Такая на «О» забавка. Однажды Отец Онуфрий Обходя Окрестности Онежского Озера Обнаружил Обнаженную Ольгу… Отдайся Ольга Озолочу… Обманул Ольгу Отец Онуфрий. Не озолотил короче.
— Частица «не» означает конец гармонии, — подытожила, смеясь, Крис, — может котея назовем Онуфрием?
— Чтоб он гонялся за всеми окрестными ольгами? — не согласилась Шанелька, спрыгивая с очередного корявого бревна и нацеливая фотоаппарат на дальний берег, — и вообще, святотатство, надо что-то более светское. Такое, слегка шаловливое, веселое и забавное.
— Разухабистое, — подсказала Крис, — разгульное, босяцкое, гуляй рванина…
Шанелька собралась возразить, но тут над водной гладью в рифму пронесся испуганный и одновременно радостный вопль:
— Кристина!
Кричала женщина, вернее, голос был высоким, девичьим, с нотками режущей ухо истерики в нем.
— Я вас вижу! Подождите! Я щас!
— Теперь нас все видят, — сказала Крис, — до самой, наверное, Обираловки оглядываются. На вопли.
— Это Марианна, — обрадовалась Шанелька, которая уже устала ждать, когда же приключение начнет совершаться, — бежит.
И закричала в ответ, с удовольствием слушая как бросается над водой эхо, увязая в тяжелых ветвях сосен:
— Осторожнее! Марианна! Мари-А-нна!
Фигурка приближалась, прыгая неровно, как заяц, то путаясь в траве, то боком протискиваясь в узкостях между холмиков, заваленных буреломом.
— Что-то я вспомнила, пока кричала. У меня приятельница жила в девятиэтажке, дома новые, двор пустой, гулкий, как колодец. Так ее соседка каждый день выходила на балкон, здоровая такая тетка-грузинка, набирала воздуху и орала вниз, с тирольскими переливами:
— Э-НЕ-ИИИИ-ДААА!
А снизу эхо такое… Дочку звала, из песочницы. Я себя чувствовала, как в античном мифе.
Шанелька набрала воздуху и заорала снова:
— МАРИ-ААА-ННАА!