Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате

В номер я прибыл одновременно с врачом — и получил от него справедливый выговор за несоблюдение режима. Боль становилась всё сильнее, и её пришлось снимать иглами. Перед уходом доктор пообещал мне, что ещё одна вылазка за порог оставит меня калекой на всю жизнь, благо жизнь эта может оказаться недолгой. Но, как только дверь за ним закрылась, Чжэн успокоил меня, что после визита к колдуну мне ничто не грозит, и, сгорая от любопытства, бросился выпытывать, что́ я видел в Уделе Великой Пустоты. Этот рассказ он слышал, очевидно, не в первый раз, поскольку, стоило мне задуматься и замолчать, сам досказывал целые пассажи. Затем он полностью пересказал всё уже сам, делая особый акцент на понравившихся эпизодах. Желая отплатить Чжэну услугой за услугу, я как можно убедительнее высказал ему, что считаю Фаня обычным мошенником, но Чжэн, кажется, не обратил на мои слова вообще никакого внимания. Он избавил меня от своего общества, только когда в комнату постучал Ли.

— Что же вы такое делаете? — спросил странствующий администратор после краткого приветствия.

В качестве ответа я протянул ему свиток. Ли развернул его, с минуту рассматривал, затем одобрительно кивнул. Он не осведомился, у кого и при каких обстоятельствах я получил последний, быть может, рисунок Пэк Ханыля, — вероятно, он уже знал о моей поездке в усадьбу у Малого рынка и понимал, что, каким-то образом заполучив изображение, я не стал задавать Чёрному Потоку вопросы. Да и можно ли было узнать что-то большее? Судя по тому, как даос держался со мной, трудно предположить, что у Ханыля он выспрашивал обстоятельства постигшей его беды.

Ли принёс с кухни бульон и сам заботливо покормил меня, делясь последними городскими слухами и скудными плодами собственного расследования. Он взял с меня слово обойтись в дальнейшем без эскапад, но, увы, я, наверное, был прочно связан с несуразными поворотами событий и сумел впутаться в передрягу, даже не поднимаясь с постели.

Глава семнадцатая. Гости города Ю покидают его в досаде, достопочтенный Му повествует о вещах

В ночь у меня поднялся сильнейший жар, не отступавший на протяжении суток. Врач приходил теперь трижды в день, перемежая все известные ему методы лечения. Чжэн, видя моё состояние, не донимал расспросами, но, когда я приходил в сознание, исправно читал мне рассказы о призраках и оборотнях, что вкупе с недавним посещением Удела Великой Пустоты давало превосходный материал для горячечного бреда.

Всё это время Ли занимался не столько расследованием сколько попыткой урегулировать скандал политически, вынужденно взяв на себя и мою роль как представителя Дуншаня на переговорах с юскими властями. Он же, сколько мог, беседовал и с Пэк Кванмином, хотя тот в основном оказывался предоставлен собственным мыслям и уличным слухам. Рисунок Ханыля был тщательно скопирован и вслед за рисунком гильдии нищих с нарочным отправлен на Дуншань.

Розыски человека по имени Хань Болин предсказуемо не дали результата, но Цзани отличались удивительным упорством и везением. На другом конце города они разыскали ломбард, держатель которого вспомнил, что недели две тому назад некий Хань Болин приходил к нему с вопросом, нет ли на хранении конверта на его имя. Такового не оказалось, но оставлять в сертифицированных ломбардах письма и посылки до востребования — обычная практика среди торговцев и коммивояжёров на северо-востоке, так что в вопросе посетителя не было ничего необычного. Процентщик даже не вспомнил бы о нём, если бы со скуки не оставил запись в реестре. Увы, эти сведения не приближали нас к нахождению убийцы, но позволяли точнее восстановить картину происшедшего. Надо полагать, от Ханыля требовали какого-то решения (может быть, вернуться в Шато) и дали ему срок на раздумье. Ответ рудокоп должен был оставить в ломбарде на имя Хань Болина. Не обнаружив конверт вовремя, угрожавшие перешли к действиям, последствия известны.

Когда состояние моё несколько стабилизировалось и врач с удовлетворением отметил, что самого страшного удалось избежать, ко мне в номер заявился не кто иной, как судья Цао:

— Вы уже который день в нашем городе, а я, никчёмный, только сейчас нашёл время, чтобы засвидетельствовать вам своё почтение и просто по-человечески поговорить.

Я скосил глаза на столик у изголовья и обнаружил его визитную карточку, принесённую, наверное, в первой половине дня. Цао сообщил, что заказал было комнату в лучшем ресторане города, но узнал о моих травмах и теперь надеется, что я удостою его беседой и совместной трапезой в гостиничном номере. В его тоне не было ничего враждебного или отталкивающего, и я решил, что составил об этом человеке превратное представление. Я попросил слуг сделать мне подушку повыше. Столик чуть переставили, и Цао сел за него так, что мы могли разговаривать, глядя друг на друга.