Шанхай. Книга 1. Предсказание императора

— Брат будет заниматься в Китае тем же, чем обычно?

Мадам Коломбо пожала плечами и улыбнулась. Шлюхи и попы, попы и шлюхи. Поколение за поколением женщины в их семье производили на свет в равном количестве и тех, и других.

В дальнем крыле похожего на дворец поместья в Хэмпстеде Врассун-патриарх сунул в карман срочную депешу и раскланялся с персоналом Бедлама. Он щедро заплатил этим людям за то, чтобы они оделись как лорды и леди для новогоднего бала, который он устраивал для своей сумасшедшей девочки.

— Не уходи сейчас, папа! — раздался пронзительный голос девушки с противоположного конца большой комнаты.

Врассун обернулся, посмотрел на одетых под герцогинь медсестер, стоявших рядом с девушкой, и быстро пошел к ней. Одетая в дорогое бальное платье, она сидела на большом стуле, ее глаза светились от удовольствия. В конце концов, это можно считать одной из форм лечения. Новогодний бал Врассуна — фальсификация, которую от нее держали в секрете, — являлся последней данью сердца Элиазара Врассуна по отношению к существу, которое он когда-то любил.

— Мне нужно уйти лишь на одну или две минутки, а затем я вернусь, дорогая.

Он посмотрел на сиделок жестким взглядом.

— И ты потанцуешь со мной, папочка?

— Конечно, потанцую. Разве можно, чтобы на новогоднем балу в твою честь я с тобой не потанцевал?

Он потрепал ее смуглую щеку, повернулся и торопливо пошел к выходу, где его ожидала карета.

Уже через сорок минут он вошел в контору своей Британской восточно-индийской компании. Там Врассуна встретил его старший сын Ари и двое специалистов по Китаю.

— Ну? — спросил он.

— Пока не готово.

— Болваны! — заорал Элиазар Врассун. Из герцога Ворвикширского, которым он был всего сорок минут назад, он превратился в самого себя — готового к драке уличного бойца, защищающего свою территорию, доставшуюся ему потом и кровью. Он повернулся к сыну: — Где эти багдадские мальчишки?

Несмотря на то что Ричарду и Макси было уже за тридцать, для Элиазара Врассуна они навсегда оставались мальчишками. Опасными мальчишками.

В его памяти всплыла картинка: рука мальчишки открывает дверь, за которой оказывается сумасшедшая — изумительно красивая крохотная девочка, спящая в кроватке.

Врассун помнил, что сказал ему тогда:

— Твой отец согласился.

— Наша…

— Твой отец согласился, — жестко повторил он.

Старик отмахнулся от воспоминаний и посмотрел в окно. Стояла самая длинная ночь в году, но свет тысяч свечей в бальной зале разгонял темноту. По его телу вдруг разлился жуткий, сверхъестественный холод. Одни народы верят, что такое бывает с человеком, когда кот проходит по его будущей могиле, другие считают, что это случается, когда смерть выходит на твой след. Но Врассун, не веря ни в первое, ни во второе, стряхнул неприятное чувство и повторил вопрос:

— Где багдадские мальчишки?

В последний день 1842 года Ричард и Макси сидели за бутылочкой дорогого шампанского, обсуждая планы в отношении аукциона концессий, который вскоре должен был состояться в Шанхае.

В то же самое время в Лондоне, в резиденции лорд-канцлера на улице Георга Великого, на Нанкинский договор была поставлена Большая государственная печать Великобритании. В шести кварталах от того места, в Букингемском дворце, на новогоднем балу танцевала королева Виктория.

Пока ее грациозное величество вальсировало в Лондоне, Ричард набирал полные легкие опийного дыма и заставлял память вернуться туда, где все началось. В дрожащем свете жаровни, сквозь марево наркотического дыма, он мысленным взглядом читал записи в дневнике, начиная с той ночи, когда пятнадцать лет назад они с Макси ушли с опийной фермы.

Запись в дневнике. Апрель 1828 года

Два маленьких глиняных кувшинчика, доверху наполненных опием-сырцом, которые Ахмед вручил мальчишкам в качестве платы за три месяца, что они трудились на его ферме, станут для них входным билетом в мир «Уоркс» в Гаджипуре, где им предстоит пройти второй этап обучения торговле опием.

Опий-сырец поступает в «Уоркс» в апреле. Его взвешивают, а затем перегружают в широкие каменные чаны, стоящие в закрытом складском помещении. По виду опий напоминает черную патоку, но пахнет свежескошенным сеном.

Он пахнет надеждой.