Шанхай. Любовь подонка

На мостике стоит ряженая пара — молодожены. На невесте розовое платье, в руках бамбуковый зонтик. Жених в черном смокинге. Рядом суетятся фотограф и его непрошеные ассистенты. Лица молодых устало-раздраженные. У невесты белое лицо и огромные накладные ресницы. Синие тени на веках.

— Как панда… — смеется Ли Мэй.

Когда парочка сходит с моста, невеста подбирает подол платья.

Я вижу синие джинсы и белые кроссовки.

Мы сворачиваем в узкий переулок.

Серые стены одноэтажных домов, деревянные пристройки второго этажа, похожие на дачную веранду. Колодцы у домов — будто надгробия. Каменный постамент, вверху узкая дыра. Худая женщина вытягивает ведро, перехватывая руками веревку. Проехавший мотоциклист оставляет за собой матовую пыльную дымку.

Сушится на солнце белье. Греются в шезлонгах старики — в вязаных шапочках, темных пуховиках. Играют в мацзян.

Осторожно крадется вдоль стены худющая кошка.

Переулок выводит к длинной улице.

Те же стены и домики. Вместо асфальта — булыжник. Лишь чуть поодаль видны высокая черепичная крыша, ворота и красное полотнище на флагштоке.

— Это тюрьма, — объясняет Ли Мэй.

Подходим ближе. Я лезу за фотоаппаратом, но замечаю солдат. Их трое, они движутся к нам. Сбоку от них, с любопытством поглядывая в нашу сторону, шагает офицер. Солдаты делают волевые лица — исполняют воинский долг.

Когда они проходят мимо и скрываются за углом высокого забора, я достаю фотоаппарат. Несколько снимков, и на застекленной вышке, метрах в пятидесяти, открывается окно: человек в фуражке смотрит прямо на нас и что-то кричит в телефонную трубку.

Я хватаю Ли Мэй за руку, и мы бежим в переулок, из которого только что вышли. Старики в шезлонгах оживляются, тычут пальцами.

Мы смеемся.

Петляя по улочкам, мы вдруг попадаем на местный «птичий рынок: горшочки, кадушки, ящики с землей; рассада, побеги, мелкие кустики и целые деревья; клетки с голубями, собачьи и кошачьи вольеры; мешки с собачьим кормом; целые ряды аквариумов и банок с рыбами.

В большом красном манеже сидит щенок чау-чау. Огромный попугай держит в лапе кусок яблока и ковыряет его клювом.

Аквариумные рыбы напоминают мне о гостинице, спрашиваем дорогу у продавцов. Через несколько кварталов выходим на знакомую уже пешеходную улицу.

Сплошной поток людей.

Вспоминаю Москву, час пик, подступы к эскалатору.

Ли Мэй жалуется на усталость. Мои ноги тоже гудят.

В «Макдоналдсе» мы покупаем бургеры на ужин, сквозь толпу пробираемся в сторону нашей гостиницы.

В холле после залитой солнцем улицы — прохладно и сумрачно.

Мягко звякает лифт.

Весь вечер и вся ночь — наши…

…В номере убрано. Окно распахнуто, с улицы долетают звуки и запахи туристской жизни.

Ли Мэй сбрасывает обувь, расстилает кровать. Я закрываю окно.

В этот раз каждый из нас раздевается сам. Ли Мэй вешает вещи на спинку стула, юркает под одеяло, накрывается с головой.

— Ты забыла…

Тяну одеяло на себя, протягиваю пакет.

— Я стесняюсь… — говорит она. — Не смотри, пока не надену.

Сидя к ней спиной, прислушиваюсь к шорохам.

— Можно…

Она стоит на кровати.

Дудоу едва доходит до пупка.

Ли Мэй смущается. Одной рукою прикрывает лицо, другую опустила вниз.

— Покажи мне себя, — прошу.

Поднимает руки вверх, поворачивается на цыпочках, пританцовывая.

«Девочка на шаре», — вновь думаю я.

За синими шторами догорает день. Слышно, как горничная катит тележку по коридору.

Подвигаюсь к Ли Мэй, утыкаюсь лицом в ее теплый живот…

…Я просыпаюсь раньше нее. Она спит, обняв подушку.

Мне что-то снилось, но я не могу вспомнить: стоит сосредоточиться — и ломкие сонные образы рассеиваются в пыль.

Сегодня мы возвращаемся в Шанхай.

Я встаю, подхожу к окну.

Стараясь не шуметь, раздвигаю шторы. Приоткрываю оконную раму.

Тянет утренней прохладой.

Черепичная крыша храма под ярким весенним небом.

Я без одежды. На моей груди еще видны бледные следы иероглифов.

Оборачиваюсь на шорох.

Ли Мэй лежит на спине. Глаза ее закрыты, но она улыбается.

На ней купленная вчера рубашка.

Я смотрю на Ли Мэй. На выскользнувшую из-под красного шелка грудь. На плоский живот цвета слоновой кости. Узкий треугольник волос внизу, тонкие сильные ноги, по-детски нежные, трогательные пятки.

Она знает, что я смотрю на нее. Чуть подбирает ноги, разводит бедра…

…Стою под горячими струями душа в блаженном бессилии. Вода стекает с груди, смывая остатки стихов. Ли Мэй растирает по моей спине мыльную пену.

— Не хочу уезжать…

В ванной мои слова звучат гулко, несмотря на шум воды.

Ли Мэй прижимается ко мне сзади, обнимает.

До двенадцати надо освободить номер. Обратный билет у нас на час двадцать пять.

Она предлагает посмотреть храм напротив. Собираем вещи.

Стойка ресепшен. Сдаем карточку-ключ.

Ненужные квитанции выбрасываю в урну, закидываю рюкзаки на плечо. Выходим.

Мимо гостиницы строем пробегает человек двадцать: парни и девушки, в джинсах и ветровках.

Бегут неуклюже, с ленцой. Рядом семенит молодой мужчина, в костюме и при галстуке. Выкрикивает речовку, бегуны подхватывают ее.

Прикладываю руку к козырьку бейсболки:

— Здравствуйте, товарищи! — зычно кричу по-русски.

Удивленные пятна раскрасневшихся лиц…